Иоахим вспомнил об угрозах Вацмана и сказал себе: «Надо бы все-таки предупредить Гензеля. Но, черт побери, это не годится, не то сам влипну. Тогда выплывут наружу и подбитый танк, и Железный крест, и история с Брандтом. Со мной произойдет то же, что с блоквартом в Берлине: приедут русские и заберут».
Терзаемый сомнениями, он все-таки сказал:
— Тебе теперь надо быть очень осторожным.
Гензель звонко расхохотался.
— Ты в точности как моя мамаша. Она повторяет это уже четыре года. — Он помолчал, а затем продолжал: — Наша группа передает тебе сердечный привет и просит сказать, что все желают тебе поскорей выздороветь и приглашают наконец заглянуть к нам.
Иоахим ответил, раздираемый противоречивыми чувствами:
— Хорошо. Приду, как только встану на ноги.
А сам подумал: «Почему бы и нет? Можно сходить, взглянуть на это заведение».
Когда Гензель уже ушел, Радлов долго раздумывал. Он не знал, как ему относиться к этому бледному юноше, и безуспешно пытался понять причины, побудившие Гензеля создать антифашистскую молодежную группу.
Две недели пролежал Иоахим в постели. А потом выполнил свое обещание — отправился в молодежный клуб. С первого же взгляда он заметил перемены, происшедшие с того дня, когда он случайно заглянул к ним. Радлову понравились чисто выбеленные стены молодежного клуба, на которых висели портреты Ленина, Сталина и Тельмана, а на одной он увидел лозунг: «Учиться, учиться и еще раз учиться». Правда, буквы кое-где были потолще, кое-где потоньше, но это делу не мешало. В глубине зала стоял стол для пинг-понга и старенький патефон, другие столы были покрыты скатертями, сшитыми девушками, как рассказал ему Гензель. Потом пришли девушки и ребята и здоровались с Радловом как со старым знакомым. Скоро беленький мячик весело запрыгал по столу, а один из двоих ребят в бескозырках — он был в ней и в тот раз — завел патефон. Оба эти паренька очень понравились Радлову. Они были похожи, как братья, оба высокого роста, блондины с голубыми глазами, и все звали их «два капитана». Всего здесь собралось десять юношей и две девушки. Но девушки не произвели на Радлова никакого впечатления, они показались ему грубоватыми и чересчур бесцеремонными; третья, Эрна, пришла попозже. Изящная, с тонкими чертами лица, обрамленного темными локонами, она понравилась ему. Все вели себя непринужденно и шумно, смеялись и шутили, втянули в разговор и Радлова. Когда же наконец выдалась спокойная минутка, Гензель громко сказал:
— Внимание, друзья! — Все стихли, и он продолжал: — Сегодня к нам приедут гости. Товарищ Хельдорф, бургомистр, хочет с нами побеседовать.
Его слова сопровождал шепот одобрения. Кто-то выкрикнул:
— А зачем?
— Увидишь, — отпарировал Гензель, — мне сегодня утром он уже показал, где раки зимуют.
Кое-кто рассмеялся, оба «капитана» одновременно воскликнули:
— Хо-хо!
А Эрна спросила:
— Но почему же?
— Он сказал, что все мы здесь шляпы и что толку от нас ни на грош, — крикнул Гензель, а «капитаны» снова пробурчали свое «Хо-хо!». — Конечно же, он прав, — продолжал Гензель. — После воскресника мы больше ничего не сделали.
— Ну а что он еще сказал? — спросила Эрна.
Все подвинулись ближе, но Гензель отрицательно покачал головой.
— Подождите, он скоро придет и всем нам задаст.
Остальные просили продолжать. Гензель заинтересовал их, и им не терпелось узнать, чего хочет от них бургомистр.
— Он упрекнул меня, — начал Гензель, — за то, что мы мало работаем с молодежью. Ясно же, он прав. Наша группа за последнее время ничуть не увеличилась. Мы видим здесь все одни и те же лица. А ведь воскресник прошел очень удачно, народу собралось больше, чем мы ожидали.
Что верно, то верно. Иоахим поразился, как много молодежи из Верхнего города приняло участие в воскреснике. Он еще помнит споры на «Бродвее», когда Гензель уехал на своем грузовике. Большинство высказывалось против, и все-таки на другой день почти все взялись за кирки и лопаты. Даже Мук, который громче всех кричал «без меня», пришел на работу.
— Но мы не использовали нашего успеха, — продолжал Гензель. — Мы играли в пинг-понг и разучивали песни. Все это очень хорошо и правильно, но мы упустили главное — не работали с молодежью, не разъясняли ей преимуществ нашего демократического порядка.
— И тем, из Верхнего города? — спросил Иоахим.
— И тем тоже, вернее говоря, именно тем.
— Ну, на них вы обломаете зубы.
— Не скажи, в Новом городе тоже много таких, кто по горло сыты войной. У них сейчас еще нет точки опоры, они пока не разобрались, к кому примкнуть. Если бы они хоть раз заглянули к нам, мы могли бы с ними поговорить.