Исступленно твердил он про себя «нет», чтобы подавить грызущие его сомнения. Особенно когда он думал о Брандте. Он пытался освободиться от этих сомнений и вслушаться в то, что обсуждали окружающие. Но слова о помощи в уборке урожая не доходили до его сознания. Все вновь и вновь вставал перед ним вопрос: неужели все, что рассказал Хельдорф, верно?
Он долго еще сидел мрачный и молчаливый. Все уже ушли, остались только Гензель и Эрна. Гензель, видимо догадывавшийся о том, что творилось в душе Иоахима, заметил мимоходом:
— Наш бургомистр, кажется, вывел тебя из равновесия? Он отличный человек.
— Не могу поверить, что его слова — правда.
Они вышли на улицу, и Гензель, запирая дверь клуба, ответил:
— А все-таки это правда.
И Эрна подтвердила:
— Я собственными глазами видела документы.
Радлов пожал плечами. Он стоял в нерешительности, слишком взволнованный, чтобы сразу идти домой.
Гензель подхватил Эрну под руку, они уже отошли на несколько шагов, а Иоахим, глядя им вслед, думал: «Мне вообще не нужно было сюда приходить. Они тут любого с ума сведут. Теперь я и сам не отличу, где правда и где ложь. А эти двое… как влюбленные. И я бы тоже мог вот так идти рядом, стоит мне вернуться в Берлин. И что, черт подери, держит меня здесь?»
Тут Эрна окликнула его:
— Иоахим, а ты разве не идешь с нами?
Они остановились и помахали ему. Иоахим обрадовался, что о нем не забыли. Когда он их догнал, Гензель сказал ему:
— А ты не стесняйся. Бери Эрну под руку с другой стороны и пошли.
Втроем они зашагали вдоль берега реки.
Многое понял Иоахим в этот вечер.
В долину с окружающих холмов полз белый туман, солнце заходило за их вершины, и небо пылало яркими красками.
До молодых людей, словно отдаленное грохотание грозы, доносился шум завода, время от времени его прерывало резкое дребезжание машин. Гензель обнял девушку, a Эрна доверчиво положила голову на плечо юноши. Радлов смутился и подумал: «И зачем они меня с собой потащили, если хотят побыть вдвоем?» Он невольно вспомнил об Урсуле, и ему захотелось, чтобы она тоже была здесь и он мог бы обнять ее за плечи.
Несколько минут царило молчание, но вдруг его нарушил Гензель:
— Тебе, Иоахим, следовало бы, собственно говоря, поступить на завод. Если хочешь, я поговорю с отцом. Он теперь председатель производственного совета.
Впервые Гензель назвал Радлова по имени, и Иоахиму стало неприятно, что он никак не может вспомнить имя своего бывшего школьного товарища. Предложение застало юношу врасплох, он ничего не ответил. У него ведь другие планы, и совесть его не совсем чиста — он все еще надеялся выгодно сбыть второй отрез, а на выручку продержаться еще некоторое время и подыскать себе подходящее место. Когда он вспоминал укоризненные взгляды отца, ему казалось заманчивым сказать дома: у меня есть работа, завтра я иду на завод. Кроме того, деньги, которые он там заработает, помогут ему вернуться к Урсуле.
Гензель продолжал:
— Ты сможешь стать литейщиком, а потом и мастером. Даже инженером. Или думаешь, отец смог бы оплачивать твое учение?
— Нет. Особенно теперь.
— Теперь ты будешь учиться даром, дорогой мой. Ни одного пфеннига не придется платить. А такие ребята, как ты, нам на заводе нужны.
— Я тебя не понимаю… — Иоахим не договорил. Он не решился продолжать, боясь обидеть Гензеля.
Но тот уже спросил:
— Чего же ты не понимаешь?
— Откуда ты все знаешь и как это получилось, что ты так внезапно переметнулся, когда пришли русские, хотя учился со мной в одном классе? И ты тоже был членом гитлерюгенда. — Он умолк, испугавшись своих слов. Не зашел ли он слишком далеко?
Гензель сразу стал серьезным. Но уголки его рта вздрагивали, словно он улыбался.
— Милый мой, — сказал он, растягивая слова. — Ты сразу хочешь взять быка за рога. В трех словах всего не объяснишь.
Он глубоко вздохнул, как человек, которому надо разбежаться, и, казалось, обдумывал, как лучше начать.
— Когда ты еще верил в нашу победу, — наконец заговорил он, — я вместе с Эрной уже путешествовал по деревням, не правда ли? — он с улыбкой взглянул на девушку, и та ответила ему улыбкой. — Мой отец был электромонтером на заводе, и ему приходилось бывать повсюду, в разных цехах, даже у иностранных рабочих. У них существовала группа Сопротивления, и отец тайком смастерил им приемник, который принимал Москву и Лондон. На заводе была также группа, выпускавшая листовки. Отец выполнял обязанности связного, а Эрна и я развозили листовки по деревням, где тоже были товарищи!