Лена улыбнулась одними кончиками губ, почти не заметно. Он был плохим актером, но все же умел правильно манипулировать своими эмоциями и мимикой. Когда он злился его глаза темнели, а когда пугался — начинал часто моргать. Предсказуем и поверхностен — он был открытой книгой для того кто умел читать по человеческим душам. Лена знала как разговорить подозреваемого, и уже после пяти минут общения была полностью уверена в его непричастности к делу. Нона сумела разглядеть в нем нечто другое и хотела выяснить все до конца. Так же она не оставляла надежду, что подозреваемый мог что-то видеть или слышать.
Изверга, совершивший подобное с несмышленым существом, она представляла себе без эмоциональным, уравновешенным, с прямым и открытым взглядом, с жесткими чертами лица, но мягким и внушающим доверие взглядом.
Чиренков же на ее мнение, не подходил ни по каким параметрам. Он был полной противоположностью психологическому портрету преступника, мысленно нарисованному Леной.
Пытаясь ввергнуть подозреваемого в состояние шока, Лена с совершенным хладнокровием начала выкладывать перед собой фотографии его жертв. Одну за другой, девушки, словно карточный пасьянс открывались перед своим мучителем.
Чиренков внимательно следил за ее действиями. Когда открылось фото последней девушки, Лена посмотрела в глаза преступнику.
— Вы помните этих женщин?
— Они проститутки.
— Они женщины.
— Они словно чума. Несут смерть и порок в наше общество. Я очищал их души от грязи. Пытался излечить их.
— Прекратите Черенков, вы издевались над ними, самым извращенным способом. Вам не было их жаль?
Чиренков смекнул куда клонит девушка и попросил закурить.
Выпустив кольца сизого дыма, он вальяжно развалился и закинул ногу на ногу.
— Им это нравилось. Они разозлились только потому — что мне не чем было им заплатить. Деньги. Все упирается в деньги. Весь наш мир стоит на капиталистических китах, а мы рабы этой системы. Вы, я, он, эти. — Чиренков кивнул на снимки.
Лена положила руку на стол, и словно непроизвольно, начала постукивать ноготками о поверхность. Несколько секунд все молчали, не выдержал Чиренков.
— Вы не могли бы прекратить. — почти сквозь зубы процедил он.
— Вас это нервирует? — спокойно поинтересовалась Лена.
— Немного.
— Скольких женщин вы изнасиловали? Ведь на снимках только малая часть.
Чиренков подался вперед, и сплюнул. Власов рявкнул на него, и невольно заработал недовольный взгляд Лены. Следователь прокашлялся и притих.
— Я уже понес наказание за свои грехи. — нервно сказал Чиренков.
— Но вы же понимаете, что заслуживали иного наказания?
— А вот это уже не вам решать.
— Не мне. Вы правы. Но разве это не придало вам уверенности в своей безнаказанности. Вы зверски изнасиловали более двадцати женщин, и так легко отделались. Разве это не показало вам вашу власть и безнаказанность? Вы сейчас не чувствуете свою силу? Свое превосходство?
— Нет.
— Хорошо. Тогда я вам скажу свои выводы о вашей личности.
— Я сам прекрасно знаю все о своей личности.
— Но я настаиваю, чтобы вы выслушали меня.
Чиренков передернул плечами.
— Валяйте.
— Вы ведь весьма образованный и воспитанный мужчина, значит выросли в благополучной семье. Ваша речь поставлена правильно, интонация спокойна, ваша мать вероятно была педагогом.
— Учительницей по музыке. — уточнил Чиренков.
Лена кивнула в знак благодарности за подсказку.
— Но в детстве вы были невзрачным и тихим ребенком, и не вписывались в общую массу коллектива. Вы учились хорошо, и из-за этого вероятно были изгоем.
Чиренков вызывающе хмыкнул.
Власов внимательно посмотрел на девушку.
— Девушки у вас никогда не было. — продолжила Лена. — Вы стеснялись женщин. Вероятно ваша мать была слишком властной и деспотичной, но никогда вас не била. Вам не хватало женского внимания, но чувствуя свою неуверенность, вы все же боялись к ним подходить. Остановите меня если я вдруг начну уходить в сторону.
Чиренков кивнул.
— Впервые вы совершили это, когда вам было около двадцати лет. После долгих занятий онанизмом, вы решили попробовать свои силы с живой женщиной, и выбрали для этого одну из представительниц древней профессии. Вы нашли ее на дороге?
— На улице. Ей было пятнадцать. Она была наркоманкой. — признался Чиренков, и в голосе его больше не было резкости.
— Вероятно вы рассказали ей о своей неопытности…
— И она начала громко ржать. Я долго терпел. Просил ее остановиться. Но она продолжала и продолжала. Ее смех до сих пор стоит у меня в ушах.