Я тогда была слишком маленькой и не присутствовала при той сцене, но сестры столько раз изображали мне ее в лицах, что я как будто сама все слышала и видела.
Вахид отругал Дауда и строго-настрого приказал ему не выходить больше из дому, а потом вернулся в свою казарму. Дауд рассказал, что с ним случилось:
- Когда я подошел к лицею, нас попросили немного подождать. Через два часа всех запустили во двор лицея. Внезапно солдаты окружили корпуса, и во дворе появились офицеры. Первую аудиторию превратили в бюро записи призывников. Нам объявили, что всех будут вызывать в алфавитном порядке и приписывать к разным частям. Меня вместе со всем классом приписали к Гардезу, что на юге страны. Все, у кого были жетоны, кинулись звонить, и меньше чем через час их отпустили. Мы с друзьями не знали, что делать, к кому обратиться. Все ужасно боялись оказаться на фронте с "Калашниковым" в руках, как Вахид. По всем законам, нас не могли забрать в армию, потому что мы еще не закончили учиться, а тем, кто поступает в университет, дают отсрочку. Тут появился Вахид в форме офицера президентской гвардии, в сопровождении шести солдат. Он был ужасно зол. Солдаты отдали честь, и брат отправил их за директором лицея. Когда тот прибежал, Вахид сказал ему: "Это незаконно, вы не имеете права задерживать учеников, не предупредив родителей". Тот возразил, что всего лишь выполняет инструкцию. Вахид связался по рации с центральным бюро и разъяснил ситуацию. Ему ответили, что учеников действительно следует отпустить. Все ребята разбежались, а Вахид повез меня домой.
Все это случилось при советской оккупации, когда молодых людей отлавливали на улице и силой забирали в афганскую армию. Некоторые, как мой старший брат, добровольно пошли на военную службу, но Дауду было всего восемнадцать лет, и Вахид категорически не хотел, чтобы его младший брат узнал ту жизнь, которую вел он сам. Вахид знал, как сильно Дауд ненавидит армию и войну, он понимал, что, если брату придется сражаться против моджахедов под командованием советского офицера, он сломается.
Три месяца Дауд прятался дома в ожидании вступительных экзаменов в университет. Все это время Шакила ходила вместо него за покупками и часто брала с собой меня. Мы почти каждый день обменивали видеокассеты - чтобы удержать брата в четырех стенах, его приходилось развлекать. Сделать это было нелегко, он метался по квартире, как тигр по клетке. В нашем доме еще шестеро молодых людей были в том же положении, что и наш брат. В конце дня они встречались в общем коридоре, чтобы поговорить.
Как-то вечером, когда мы с сестрами играли на улице, наш сосед Малик Рейхан прибежал со всех ног, чтобы предупредить Дауда о приближении военного патруля. Брат и его друзья немедленно разошлись по квартирам, где родители оборудовали тайники. Мама ужасно рассердилась на Дауда и вообще запретила ему выходить! Он не смог пойти на два свадебных приема к нашим близким родственникам. Вот что в те годы пели женщины на свадьбах:
Ветер унес мой платок,
А патруль забрал любимого.
Пусть Аллах приберет к себе патрули,
Которые увели моего верного друга.
По Кабулу ходили самые невероятные истории. Соседи рассказали нам, что в квартале Парван солдаты обыскивали все дома в поисках молодых людей и зашли в одну семью, где родители сказали, что их сын только что умер. Это была хитрость: юноша лежал на кровати и только изображал мертвого. Увы! Когда солдаты ушли, несчастные, к ужасу своему, обнаружили, что их мальчик не дышит...
Нередко семьи раскалывались, души рвались надвое. Что правильно: быть афганцем и сражаться под руководством советских военных против других афганцев? Иметь просоветские или антисоветские убеждения? Оставаться нейтральным? Как это трудно, особенно когда сыновьям уже 18, а правительство все время меняет правила игры, руководствуясь исключительно интересами армии!
На праздновании одного дня рождения гости, как это принято у афганцев, принялись распевать куплеты. Некоторые были уроженцами Кохистана, другие жили в Кабуле. Первые поддерживали сопротивление, вторые прокоммунистическое правительство.
Одни пели:
Славный юноша на танке смело рвется в бой,
Славный юноша афганский горд своей судьбой!
Он за Родину в Паншере будет воевать,
В путь героя провожает плачущая мать.
Их идейные противники отвечали:
Я в саду цветущем нарвала букет,
Вдруг меня окликнул воин-моджахед.
Вежливо и робко чаю предложил,
И в мою корзину розу положил.
* * *
В конце зимы пресса сообщила, что молодые люди могут записываться в университет и приходить на вступительные экзамены. Военные патрули рыскали по городу, абитуриентов задерживали и допрашивали на многочисленных контрольных пунктах.
Вахид отвез Дауда и еще нескольких ребят из нашего квартала в университет в своем джипе - патрули не останавливали армейские машины. Впрочем, попасть на экзамен означало сделать полдела, потому что письменные работы юношей оценивались предельно строго. Правительство шло на все, чтобы забрать в армию как можно больше молодых ребят!
Весь день мы провели в тревожном ожидании. К вечеру наконец вернулся довольный Дауд. Он кончил свой класс в лицее вторым и имел все основания смотреть на будущее с оптимизмом. Брат выбрал экономический факультет и успешно сдал вступительные экзамены. Студент университета получал студенческий билет и официальную отсрочку от службы в армии на три месяца. После сдачи экзаменов в конце каждого семестра отсрочку либо продлевали - в случае успеха, либо отменяли, если студент проваливался.
Первый семестр Дауд закончил лучшим на курсе. Как любой отличник, он имел право получить стипендию и поехать учиться в СССР. Мой брат не хотел покидать семью, но папа настаивал - он по-прежнему боялся, что Дауда заберут в армию. Но Дауда вообще не отметили - ведь он не был членом партии! Брат повздорил с секретарем Комитета молодых коммунистов, считая, что с ним поступают несправедливо, но ответ был один: "Для тебя денег нет!"