Вардан, его мать, жена и дети сидели возле костра. Кругом были другие костры; пламя потрескивало, мерцало, разгоняя тьму, и, как всякий свет, внушало надежду. Сквозь красноватый дым просвечивали крупные звезды, но исполинские горы были неразличимы в глубокой ночи.
Невдалеке громко и жалобно блеял и мычал скот, тогда как люди переговаривались очень тихо. К Вардану и его семье осторожно пробрался Манук и прошептал: — Как вы? Что думаешь делать?
Вардан в бессилии сжал кулаки.
— Я могу думать сколько угодно, но… к сожалению, это ничего не меняет.
В их печальную толпу, будто ручьи в огромную реку, вливались все новые и новые люди. С кем-то из них удавалось перекинуться словом — это были такие же обездоленные крестьяне или мелкие землевладельцы. Арабов тоже стало больше; какие-то отряды без конца присоединялись к тому, что гнал вперед жителей Луйса, словно скот на заклание.
— Завтра мы будем у берегов Зайенде-Руд, — сказал Манук.
— Быть может, там нам удастся бежать?
Бежать! Кое-кто пытался это сделать: их сбросили вниз, и их тела разбились о камни.
— Не лучше ли будет, — осторожно вмешалась Каринэ, — если мы попытаемся действовать поодиночке. Иначе говоря, если кто-то из нас получит возможность бежать, пусть бежит! Вместе нам будет труднее…
— И куда нам бежать? — промолвил озадаченный Манук.
— Домой, — просто сказала женщина. — Куда же еще?
Ночью Вардан со странной надеждой прислушивался к темноте, будто ожидая, что в ней внезапно зародятся некие спасительные звуки, вглядывался в далекое черное пространство, словно желая узреть судьбоносный знак. Костры потухли, и людям казалось, что их окружает угрожающая, неведомая, похожая на гигантский мрачный купол Вселенная.
Гаянэ лежала рядом и не двигалась. Вардан не знал, спит ли она, и заворочался, внезапно почувствовав настоятельную потребность поговорить с женой.
Женщина уловила его порыв и повернулась.
— Я знаю, как тебе тяжело, — прошептала она. — Куда тяжелее, чем мне.
— Почему? Ведь ты тоже переживаешь.
— Да. За детей, за нас, но… У меня никогда не было ничего своего — ни земли, ни дома. Все это было у тебя, но ты знаешь: я вышла за тебя замуж не из-за того, чтобы жить в достатке. Мне всегда была нужна только семья, ты, дети и Каринэ. И пока вы, слава Богу, со мной.
Вардан быстро протянул руку и с тихим стоном сжал ладонь жены.
— Ты права. Это главное. Что такое земля и дом? Будет другая земля, и можно построить новое жилье…
«Для тебя это означает слишком многое. Другой земли не будет, так же как другого дома. И… иной любви, чем та, которая все эти годы принуждала тебя быть рядом, но — не вместе со мной», — подумала Гаянэ, однако вслух ничего не сказала.
Арабы подняли их задолго до рассвета, и к утру они, как и говорил Манук, подошли к берегам Зайенде-Руд.
В этом месте река текла в узком ущелье, и ее течение было довольно бурным. Гул Зайенде-Руд перекрывал голоса людей, стремившихся перейти реку по ненадежному подвесному мосту.
Образовалась очередь, люди толкались, стараясь поскорее миновать переправу и сберечь свои пожитки. Хотя движение было лихорадочным, торопливым, паники пока не наблюдалось. Мост прогибался и раскачивался; люди в испуге цеплялись друг за друга, их лица выглядели окаменевшими, бледными.
Вардан волочил самые тяжелые узлы, остальное несла Гаянэ. Каринэ одной рукой подхватила Сурена, другой держала Аревик, а Сусанна сжала пальчиками ладошку сестры. Дети не плакали и не капризничали; с самого начала невеселого путешествия они казались странно сосредоточенными и серьезными.
Перед входом на мост Каринэ замешкалась, и ее оттерли в сторону. Сусанна выпустила руку сестренки; к счастью, девочке удалось догнать Гаянэ. Каринэ же с Аревик и Суреном очутилась далеко позади и отчаянно пыталась высмотреть в толпе сына и невестку.
Женщина хотела протиснуться сквозь толпу, но следивший за очередью араб грубо толкнул ее в грудь. Одновременно Каринэ почувствовала, как по рукам течет что-то теплое: Сурен обмочился. Строго выбранив его, как если бы они были дома, женщина отошла к прибрежным камням, опустила внука на землю, велела Аревик стоять рядом и достала из маленького узелка сухую одежду.
Каринэ переодела ребенка и на мгновение присела на камень, чтобы перевести дыхание. Вскинув взор, женщина смотрела на окаймлявшие каньон, исковерканные древними извержениями глыбы, напоминающие застывших чудовищ. Скаты холмов и террасы были усыпаны обломками камня, одни — серыми, другие — теплого охряного цвета. А над всем этим распростерлась бесконечная глубина небес.