Молодая женщина провела его в дом.
— Сегодня мы одни, — сказала она. — Время от заката до рассвета принадлежит нам.
Таир протянул к ней руки.
— Как ты прекрасна! Ты была хороша всегда, но сегодня…
Эсма приложила палец к губам.
— После. Ты прав: нынешняя ночь — особенная. Однако сначала нужно поесть. Я приготовила вкусные блюда. Надеюсь, тебе понравится.
Они сидели друг против друга на ковре, наслаждаясь пиршеством. Улыбки, взгляды, будто случайное соприкосновение пальцев — все было частью любовной игры.
— Эти раны… — с тревогой проговорила Эсма, глядя на ссадины на его лице.
Таир озорно улыбнулся.
— Ты вылечишь их своими поцелуями!
Когда они закончили есть, он сказал:
— Эсма! Моя дорогая, бесценная, единственная, прекрасная Эсма! Позволь преподнести тебе подарок.
И положил на ковер жемчужное ожерелье, точно такое, какое Тарик подарил дочери много лет назад.
Цвет чудесных жемчужин напоминал цвет облаков и луны. Однако Эсма смотрела с растерянностью и испугом.
— Я его купил, — заверил Таир, — можешь не сомневаться. Купил для того, чтобы вернуть свой долг, а еще попросить тебя стать моей женой.
Ничто не могло доставить ей большей радости, чем эти слова. Молодая женщина опустила ресницы.
— Какой прекрасный подарок! — прошептала она, гладя жемчужины. Потом подняла глаза и просто ответила: — Я согласна, Таир.
Он вскочил, подхватил ее на руки и понес в спальню.
— Как я соскучился по тебе! По твоей постели… По твоей чистой, прохладной и мягкой постели!
Искусно накрашенное лицо Эсмы выглядело безупречным, как у богини, но глаза были человеческими, живыми. В них отражались неистовое ликование и неприкрытая любовная тоска.
В эту ночь они будто впервые открыли и познали друг друга. Губы Таира повторяли путь узоров на теле Эсмы. Волосы молодой женщины струились, как дождевой поток, и захлестывали его лицо. Ее чувства вспыхнули, словно россыпь звезд в полуночном небе. Дрожь безудержного желания пробирала все тело, и наслаждение растекалось по нему горячим медом.
Она понимала, что значит жить жизнью чужих людей, читая книги, но не ведала, что ее собственное существование может стать столь же увлекательным и прекрасным. Границы между иллюзией и реальностью, душой и телом стерлись, будто их никогда не было. Она словно вырвалась из потаенных глубин и воспарила над землей.
Таир обладал ею много раз, и всякий раз это происходило по-новому. Эсма отдала всю себя, растворилась в любви. Полная благодарности и счастья, она прошептала, нежась в его объятиях:
— Мой халиф!
— Да, — сказал Таир, — теперь я халиф.
Эсма звонко рассмеялась, уверенная в том, что его превратила в «халифа» ее любовь. Однако он имел в виду нечто другое.
— Ты не поверишь: я убил Юсуфа, и его люди избрали меня своим повелителем. Вдобавок Джабир, который тоже погиб, завещал мне править его людьми. Я объединю обе территории; весь Багдад, ночной Багдад, по которому мы некогда гуляли, будет принадлежать мне!
Сердце Эсмы тревожно забилось.
— Ты не рада? — спросил Таир, глядя ей в лицо.
— А как же наша свадьба? — невпопад произнесла молодая женщина.
Он облегченно вздохнул.
— Одно не мешает другому. У нас будет самая великолепная, веселая и шумная свадьба, которую видели подданные Юсуфа и Джабира, мои подданные!
Эсма свела вместе брови.
— Причем тут эти люди? Ты договорился с муллой?
— С муллой? Эсма… — Таир помедлил. — Зачем нам мулла? Такие, как я, не живут по законам общества. Если я объявлю своим людям, что ты моя жена, они станут преклоняться перед тобой!
— Я не хочу, чтобы передо мной преклонялись. Какая радость править несчастными, нищими, заблудшими?
— Я смогу им помочь. Я не буду таким, как Юсуф, — неловко произнес Таир.
— Чем ты им поможешь? Запретишь попрошайничать, совершать преступления? Накормишь голодных? Как ты можешь радоваться тому, что лишил человека жизни!
Таир вскочил. Его глаза метали молнии.
— Так это же был Юсуф! Тебе легко говорить, ты выросла в богатой семье, тебе не приходилось голодать, тебя не били, над тобой не издевались! Что ты, изнеженная, избалованная женщина, понимаешь в этом?!
— Нет, — прошептала Эсма, — у меня было не все. Самого главного я не получила и поныне. А твой сын? — добавила она. — Думаешь, он будет счастлив?