— Я сделаю его счастливым.
— У тебя странное представление о счастье.
— Ты не можешь понять, что означает для меня подняться на такую вершину! Для меня, с детства лишенного всего. Кем я смогу быть среди таких, как твой отец? Бедняком, изгоем, ишаком, вечно таскающим тяжести и смотрящим только под ноги?
Горечь, скопившаяся в сердце Таира, была готова выплеснуться, как вода из переполненной чаши, вспыхнуть, будто огонь пропитанного маслом факела. Однако страх потерять свою мечту, потерять тогда, когда, казалось, выиграны все битвы, преодолены все препятствия, пройдены все мосты, заставил его прошептать:
— Чего ты хочешь, Эсма?
«Чтобы мы уехали в Басру. Чтобы ты забыл о прошлом, навсегда бросил прежнюю жизнь. Чтобы нас поженил мулла. Чтобы мы ели, пили, спали, молились, любовались солнцем, луной и звездами вместе — до конца жизни. Чтобы у нас родились дети», — хотела сказать молодая женщина, но сдержалась.
Таир наверняка ответит, что она пытается посадить его в клетку, заточить в тюрьму. Подчинить своим желаниям.
Эсма провела рукой меж влажных бедер. Соки любви и жизни, рожденные этой ночью; их было так много, что, казалось, они могли напоить пустыню. Но ее сердце внезапно покрылось сухой и твердой коркой.
— Я хочу, — сказала Эсма, — чтобы ты ушел и никогда больше не появлялся в моей жизни. Уходи в свой мир и не возвращайся обратно.
— Что ты говоришь?! — в смятении воскликнул Таир. — Зачем разделять наши миры? «Наш» мир — это наша любовь!
Он выглядел растерянным, обиженным, потрясенным. Молодая женщина видела: он искренне надеялся, что она разделит его радость, его торжество. Но Эсма не могла переступить через себя.
— Я говорю правду. Мы слишком разные и никогда не поймем друг друга.
Таир встал с постели и натянул одежду. Его движения были порывистыми и резкими, в них таились досада и злоба. В его взгляде читалось: «Я был готов принять тебя такой, какая ты есть. А ты не смогла сделать то же самое».
— Если я уйду сейчас, больше мы и впрямь не увидимся! У меня тоже есть гордость!
— Какая гордость может быть у вора?
Он ушел, не оглянувшись и не ответив ей, растворился в призрачном лунном свете, исчез во мраке своей жизни.
Ее мир треснул, как яичная скорлупа. Все надежды оказались разбитыми.
Эсма долго не могла сомкнуть глаз и лишь под утро забылась сном. Проснувшись на рассвете, она увидела на мокрой от слез подушке алую розу. Молодая женщина не видела и не слышала, как Таир вернулся и положил рядом с ней сорванный в саду цветок. Эсма вновь разрыдалась. Она оплакивала свою любовь. В каждом саду, саду любви, живет змея; рано или поздно она вползает в сердце и выпускает ядовитое жало.
Таир сдержал слово и больше не пришел. Месяц спустя Эсма поняла, что у нее будет ребенок.
Глава 7
Джалила
Розу, которую оставил Таир, молодая женщина засушила меж страниц одной из любимых книг. Целых три прощальных подарка. Вторым было жемчужное ожерелье, которое она надела на шею. А самым главным — ребенок, который рос в ее теле.
Первым желанием Эсмы было найти Таира и сообщить ему о своей беременности, но, подумав, молодая женщина остановила себя. Он не желал, чтобы она стала ему настоящей женой, ему не были нужны рожденные ею дети. Он выбрал свой мир, мир мрака и зла, в котором она не желала жить.
Эсма ломала голову над тем, как сообщить отцу, что она ждет ребенка, как заставить его принять на себя еще один непосильный груз. Она представила, как согнутся плечи Тарика, поникнет его голова. Она могла рассказать о своей беременности сестре или Уарде и постараться заручиться их поддержкой, но это ничего не меняло. В конце концов Эсма решила подождать сколько можно, а пока попытаться жить так, как жила раньше.
Она по-прежнему встречалась с сестрой. Хатем все-таки взял себе вторую жену. Гайда, мужественно пережившая свадьбу, рассказывала Эсме о том, что учит шестнадцатилетнюю девочку по имени Амина готовить любимые блюда теперь уже их общего мужа.
Тем временем в Багдаде произошло то, чего так боялся Тарик, о чем придворные халифа распускали упорные слухи. Сорокалетнему Харун аль-Рашиду окончательно надоело существовать под «отеческой» опекой визиря, Яхьи Бармекида. Его сыну Джафару, до недавнего времени близкому другу и фавориту халифа, отрубили голову[9], которую, к ужасу правоверных, выставили на «среднем» мосту Багдада, а обе половины туловища поместили на двух других мостах. Многие отказы вались поверить, что это дело рук слуг повелителя правоверных, а не каких-нибудь разбойников.