Разумеется, Шошибхушон должен был учить его на свои средства, так считали женщины.
Упомянем еще об одной особенности Годадхора, и тогда представление о нем будет достаточно полным: он шепелявил.
Придя поздно вечером домой и застав там Бипина, Годадхор обратился к нему:
— Ну, Бипин, как дела? Давно пришел?
Но Бипин не успел ответить, его перебила мать Годадхора:
— Где же ты пропадал так долго, Годадхорчондро?
И мать, и Промода всегда звали его Годадхорчондро, а соседи попросту — Года.
— Где же ты пропадал, Годадхорчондро? — повторила мать. — Посмотри, Бипин пришел, а ты даже не подумаешь, чем его накормить. Что люди-то скажут?
— Какое тебе дело, куда я ходил, — ответил грубо сын. — По делам. А о Бипине не бешпокойшя: что мы будем ешть, то и он. Ведь Бипин — швой человек. Бипин, а Бипин, ты трубку куришь?
— Нет, не курю, — ответил тот.
— Ты не куришь, так мы покурим! Мать, набей-ка трубку!
Годадхорчондро был любимцем матери. Сам он никогда трубку не набивал. Конечно, если бы мать отказалась, пришлось бы ему набивать трубку самому: он до того пристрастился к курению, что жить не мог без табака. Пока мать готовила трубку, Годадхор расспрашивал Бипина:
— Жачем пришел?
— Позвать бабушку к нам.
— Шлышишь, мать? Помнишь, ты шкажала, что у Промоды нет к тебе ни любви, ни жалошти. Никогда не пожовет к шебе, денег на рашходы не пошлет. А вот шмотри-ка, пришлала жа тобой, — насмешливо проговорил Годадхор.
Матери Годадхора неприятно было выслушивать такие речи при Бипине, и она сердито воскликнула:
— Годадхорчондро! Неужели в этом рождении ты так и не поумнеешь? Разве я говорила когда-нибудь так?!
— У меня ума нет, жато у тебя вдоволь жначит, шкоро и у меня будет. А вот что ты жабывать штала, это плохо, — возразил Годадхор.
Тут мать молча подала ему трубку, и Годадхор погрузился в курение, позабыв об окружающем. Но вскоре он опять заговорил:
— Мать, живу я у тебя из милошти. Уйду к шештре, тогда мне не надо будет клянчить у тебя табак.
— Ты что, совсем ума лишился, Годадхорчондро? — крикнула мать.
— Это ты хорошо шкажала. Ешли я лишился ума, жначит, он у меня раньше был. А ты вшегда твердила, что не было!
— Ладно, ладно, ты у нас самый умный. Так вот, подумай-ка сейчас, нельзя ли достать немножко рыбы у соседей! Бипин пришел, его, что же, одним рисом будем кормить?
— А ражве уже кончилша горох, который диди пришлала?
Мать сердито посмотрела на Годадхора, взглядом приказывая ему замолчать. Но он был не из пугливых и даже огрызнулся:
— Ну что глажами шверкаешь? Думаешь, ишпугалша тебя? Как будто я не жнаю, когда пришлали горох. Вот и приготовь его. Шейчаш ночное время, куда я пойду жа рыбой!
Мать сердито нахмурилась.
— Годадхорчондро!..
— Ну, жаладила: Годадхорчондро, Годадхорчондро! Тут Годадхорчондро. Не ишпугалша тебя и не побегу. Годадхорчондро не иж таких, чтобы бежать, но ешли ты жлитша будешь, вше шкажу.
Матери надоело препираться с сыном, и она вышла из комнаты. Годадхор, покуривая трубку, разговаривал с Бипином. Так прошло время до ужина. После ужина Годадхор и Бипин легли спать, а мать принялась наводить в доме порядок и собираться в дорогу. Покончив со сборами, улеглась и она.
На следующий день, на рассвете, только Шошибхушон поднялся с постели, он увидел Годадхора, который громко звал сестру:
— Диди, диди!
Вслед за Годадхором шла его мать, позади — Бипин. Так, друг за дружкой, вошли они в дом.
Нет у нас сил описать чувства, которые поднялись в душе Шошибхушона, когда вошел Годадхор. Этого нельзя передать, надо испытать самому. Дрожь пробежала по его телу. При виде любезного братца своей супруги Шошибхушон испугался сильнее, чем Лагхупатанака, когда она встретила охотника — «второго бога смерти»[38].
Позабыв о всех делах, Промода заботливо усадила мать и брата и стала расспрашивать их о домашних новостях. Годадхорчондро посидел немного, потом пошел бродить по дому. Невозможно было спрятать от Годадхора что-нибудь съестное. Его глаза шныряли повсюду и быстро находили лакомый кусочек. Шошибхушон с чувством крайнего раздражения ушел на службу. Промода пошла готовить все необходимое для семейного пиршества. Настал вечер. Мать Промоды сварила себе ужин и поела одна. Потом принялись ужинать остальные.