Однажды, стоя на террасе, Промода с издевкой спросила Шему:
— Скажи-ка, Шема, где ваш господин? Одежду одалживать или деньги занимать пошел? Второй день не слышу его песен.
— Подожди, если будешь жива да если сохранит бог твои глаза и уши, еще увидишь и услышишь.
Промода совсем разъярилась:
— Повтори-ка, что ты сказала?
— А я спросила тебя, не знаешь ли, какое сегодня число, — с невинной улыбкой ответила Шема.
— Посмотрите, до чего хитра эта ведьма! Да скажи ты такое в моем доме, я бы тебе все лицо туфлей разукрасила! — закричала Промода.
Тут вмешалась Шорола:
— Хватит, Шема, перестань! — уговаривала она ее. — Пускай говорит все, что в голову придет, тебе же от этого никакого вреда не будет!
— И не подумаю успокоиться! Да откуда она такая взялась, — продолжала Шема и громко крикнула Промоде:
— Собираешься туфлей прибить? Что ж, попробуй! У меня тоже есть руки!
От злости Промада не знала, что и сказать, все ее красноречие развеялось:
— Подожди, подожди! Пусть только твой хозяин домой вернется, уж я тогда тебе покажу, — только и крикнула она Шеме.
— А ты покажи мне сейчас! Зачем ждать, пока он придет?
Промода побагровела до кончиков ушей, она задыхалась, руки и ноги тряслись, так что звенели ее украшения. Не в силах сказать ни одного слова, она ушла на свою половину.
Мать Промоды с удивлением смотрела на свою дочь. Обычно она поддерживала ее во всех ссорах, но сейчас, после того как увидела решительность Шемы, у нее пропала охота вмешиваться в эту стычку. Она попробовала утешить Промоду:
— Успокойся, милая, успокойся! Разве стала бы эта дрянь так разговаривать, если б ее не подучили? Расскажи сегодня все мужу, посмотрим, что он на это скажет. О, предки мои, да что это за дом, где дня нельзя прожить спокойно?!
Тут вдруг откуда-то явился Годадхор, который по гневному лицу Промоды, по причитаниям матери понял, что произошла ссора.
— Диди, что шлучилось? — спросил он. Но сестра не ответила.
— Что такое произошло, диди? — повторил он.
— Уходи, уходи вон отсюда! — напустилась на него сестра. — Был бы ты умнее, выпало бы разве на твою долю такое несчастье?
Ну и недогадливый Годадхор! Никак ему не понять, почему его назвали несчастным. Годадхор бессмысленно моргал глазами. Он-то твердо надеется, что счастье от него не уйдет, особенно с тех пор, как он поселился у диди, — здесь его так хорошо кормят!
Когда мать Промоды объяснила ему все по порядку, Годадхор вскипел:
— А ну-ка я пошмотрю, много ли шилы в этой ведьме!
И, взяв в руки толстую бамбуковую палку, он направился на половину Шоролы:
— Выходи, негодяйка! Пошмотрю, много ли в тебе шилы, ужнаю шейчаш, кто тебя подговаривает! — кричал он.
Ни Промода, ни мать не удерживали его. Они решили: пусть Годадхор немножко прибьет и Шему и Шоролу — умнее станут.
Шорола услышала угрозу Годадхора и хотела было закрыть дверь, но Шема остановила ее. Схватив сечку, она встала в дверях и громко крикнула:
— Где же эта бесхвостая обезьяна? Попробуй-ка подойди! Не будь я Шема, если не отрежу у тебя и уши, и нос. Так и знай, глотка воды не выпью, пока твоих ушей не отрежу!
Стоило Годадхору увидеть, как Шема размахивает сечкой, у него душа ушла в пятки:
— Ах, ты хочешь меня жарежать?! — закричал он. — Вот я побегу шейчаш в участок да приведу начальника!
— Ступай куда хочешь! Веди кого хочешь! — кричала ему вдогонку Шема.
Полицейский участок находился в той же деревне. Один из полицейских был знаком с Годадхором. Поэтому Годадхор был твердо уверен, что этот полицейский ему поможет. А когда он приведет полицейского, Шема сразу язык прикусит.
Годадхор вошел в канцелярию участка и увидел, что его знакомый что-то пишет под диктовку дароги[40].
— Гошподин дарога, о, гошподин дарога! Шема хочет отражать мне уши и нош, — обратился к начальнику Годадхор.
— Ты кто такой и Шема кто? — спросил дарога.
— Я шурин Шоши-бабу, — ответил Годадхор.
— Как зовут твоего отца?
— Эх, начальник, ничего-то ты не хочешь понять! Шема — шлужанка. Она жатеяла шо мной шшору и шобираетшя отрежать мне уши и нош.
Дарога спросил полицейского:
— Ромеш, ты его знаешь?
Ромеш потихоньку рассказал начальнику о семье, характере, знаниях и уме Годадхора. Дарога понял все и сказал: