— Разве мне некуда пойти? Уйду к отцу, не разорит же их лишний рот.
Но все это были, конечно, пустые слова. Семья ее родителей едва сводила концы с концами. Между нами говоря, Промода, чтобы помочь им, тайком посылала в родительский дом рис, бобы, а иногда и деньги и тем самым поддерживала существование Рамдеба. Шошибхушон делал вид, что не замечает всего этого. Поэтому, услыхав о намерении Промоды уйти к отцу, он только рассмеялся и сказал:
— Иди! Хоть сейчас иди! Но посылать рис и бобы я туда не стану.
Женщины не выносят, когда начинают хулить их родной дом. К тому же Промода уже была рассержена, и обидные слова Шошибхушона поразили ее в самое сердце. Опустив голову, она разрыдалась. Шошибхушон, почувствовав, что Промода крайне оскорблена, решил, что сейчас бесполезно ее утешать: от этого обида ее не только не утихнет, а, наоборот, возрастет, — и вышел из комнаты. Но ему не хотелось оставаться одному, и уже через полчаса он снова вернулся.
Промода по-прежнему лежала на кровати.
— Что же все-таки случилось? — спросил Шошибхушон, присев рядом. Промода не ответила. Снова он повторил свой вопрос, и опять не получил никакого ответа. Подумав немного, Шошибхушон начал:
— Что ж, видно, чему быть, того не миновать. А я-то думал: приду домой, и встретят меня благодарностью, ведь ты давно хотела ожерелье. Сегодня я внес за него задаток. Так нет же, надо было чему-то случиться! Не то что благодарности — даже путного слова не услышал сегодня! — Чуть помедлив, он продолжал: — Бидху говорит, что лучше подождать с ожерельем немного; сперва, говорит, надо устроить комнату для гостей. А я подумал, что комната никуда не уйдет, недаром говорится; стены есть, будет и крыша. И решил не ждать с ожерельем.
Тут уж Промода не могла сдержаться. Во-первых, речь шла об ожерелье. Во-вторых, здесь был замешан Бидхубхушон, одно упоминание о котором, казалось, могло бы поднять Промоду даже со смертного одра. Она закричала:
— И всегда-то я страдаю из-за этих людей! Сколько неприятностей они нам доставляют, и все еще им мало!
Шошибхушон вконец рассердился:
— Кто это они? Кто мог тебя обидеть?
— Еще спрашивает, кто мог?! Дальше идти некуда!
— Не понять мне твоих намеков. Я не волшебник, чтобы, не услышав и половины, об остальном догадаться! Ты ведь не назвала даже имени! Как же я могу знать, кто те, о ком ты говоришь?
— Кто, кто! Кто же может быть, как не господин и госпожа! Господин присосался ко мне, как пиявка. Покоя от него нет. Как появятся у меня деньги, сразу все готов пустить по ветру. А госпожа тоже хороша. Старается всячески унизить меня перед людьми.
— Что ты! Бидху ведь не говорил, чтобы я не дарил тебе ожерелье, он просто сказал: сначала лучше устроить комнату для гостей — люди приходят, и их принять негде.
— А своего ума у тебя не хватает? Ты, конечно, человек прямой, где ж тебе понять это! Не считай Бидху таким простофилей. Ты ведь не знаешь, почему он так заботится об этой комнате. Лучше тебе будет, когда ее выстроят? Он-то, как раньше ходил по соседям, так и будет ходить. А когда выстроим такую комнату, Бидху получит в ней свою часть. От моих же драгоценностей ничего он не получит.
Промода называла Шошибхушона глупцом, и это было близко к истине, так как во многих делах ему недоставало проницательности. Как отбирать у крестьян последнюю пайсу в счет налогов, как подсчитывать свои доходы — в этом он разбирался. А то, что сейчас сказала Промода, показалось ему откровением. «Ага, наконец-то я все понял! — подумал он. — Вот почему брат мне всегда советовал обставлять дом. Потому-то он и считает, что дарить жене украшения — все равно что деньги в воду швырять», — и ответил:
— Правильно ты говоришь. Если бы я знал это раньше, кирпичика бы сюда не принес!
— Меня же ты не слушаешь, не спрашиваешь ни о чем, не советуешься. Вообразил, что он тебе верен, как Лакшман — Раме. Не Лакшман он вовсе — Бхарата[12].
— Хорошо же. С комнатой для гостей теперь покончено. Посмотрим, кто ее будет строить. Ну а как там госпожа? Ты о ней что-то говорила?
— В ней все и дело. Госпожа держит твоего брата под башмаком, да ведь она кого хочет заговорит. Но и сама не дремлет, только и думает, как бы меня да тебя очернить.
— Очернить? Меня? Того, чей хлеб ест?
— Ну, может быть, и не совсем так.
— А все-таки что оскорбительного она сказала?
— Такое, что дальше идти некуда. Услышишь — и не поверишь. Сегодня побывал на нашей улице торговец. Бипин и Камини покоя мне не дали. Пришлось занять две пайсы у соседки Дигомбори и купить им по флейте. Младшая невестка рассердилась. Пошла она туда, взяла флейту для Гопала, а когда пришлось расплачиваться, говорит мне: «Диди, дай в долг одну пайсу, я верну тебе с процентами». Я возразила. «Не знаю, сестрица, какие еще могут быть проценты на пайсу?». Тут она и пошла: «Ты-то не знаешь? Все время под проценты деньги даешь и не знаешь?». Я просто онемела. А младшая невестка тут уж совсем распустила язык.
12
Лакшман и Бхарата — братья бога Рамы, герои индийского эпоса «Рамаяна». Бхарата занял престол Рамы, а верный Лакшман сопровождал Раму в его добровольном изгнании.