— Где Гопал? Не заболел ли он? — спросил Бидху после недолгого молчания.
— Гопал ушел в школу, не беспокойся, он здоров, — ответила Шорола.
— А Бипин, Камини?
— Бипин тоже в школе, Камини где-то играет.
— А почему ты плачешь?
— Тхакур нас отделил.
— Что ты говоришь? Не может этого быть! Кто сказал, что дада[20] нас отделил?
Бидху казалось, что ничего более невероятного не может произойти.
— Сначала прислали Тхакрундиди сказать об этом, а потом тхакур перед уходом объявил сам, — добавила Шорола.
— Что он сказал?
— Сегодня велел готовить на заднем дворе, а завтра даст какое-нибудь помещение.
— Почему он отделил нас?
— Откуда я знаю, но мне кажется, из-за того, что произошло вчера у лотка торговца.
И Шорола подробно рассказала обо всем. Бидху рассмеялся:
— Стоит ли беспокоиться по пустякам! Дада придет домой, и все уладится. Наверно, он всего не слышал. Знал бы, никогда не поступил бы так. Стоит ли волноваться из-за этого?
Шорола немного успокоилась:
— Мать Дурга[21], сделай так, чтобы все было хорошо! Цветами и сандалом да умастится чело твое!
— Ладно, о сандале и цветах потом, а сейчас маслом да умастится мое чело. Знаешь, ночью мне что-то нездоровилось. Дай масла, я пойду выкупаюсь.
И Бидхубхушон ушел. Шорола, немного успокоившись, направилась в кухню, чтобы помочь Тхакрундиди. Промода при виде вошедшей в кухню Шоролы громко окликнула Шему:
— Шема, почему все опять пришли на кухню? В нашей кухне им больше нечего делать.
А Шемы как раз не было дома. Но для Промоды это ничего не значило; когда она на кого-нибудь сердилась, то всегда призывала Шему, не считаясь с тем, была Шема тут или нет.
Шорола поняла, к кому относилось это обращение, вышла из кухни и пошла на свою половину.
Когда домой вернулась Шема и увидела на кухне Тхакрундиди, она спросила у Шоролы:
— Ты сегодня разве отдыхаешь? Почему Тхакрундиди одна готовит?
Улыбка никогда не покидала лица Шемы. И сейчас, спрашивая Шоролу, она улыбалась. Тут Шорола чуть не рассердилась.
— И чего ты всегда смеешься не к месту?
— Но что же, плакать мне, что ли, как ты? Из-за чего мне плакать? — ответила Шема.
Но голос ее стал как будто глуше, и в глазах тоже блеснули слезы. Смутившись, она отвернулась.
— Нас отделили, — проговорила Шорола. — Тхакрундиди готовит для них. Вот я теперь и думаю, что же будет с нами?
— Отделили?! Как так отделили?
— Так, отделили.
И Шорола рассказала Шеме обо всем, что произошло.
Шема снова рассмеялась:
— Куда же теперь деваться мне, служанке? Хорошо, что я не мать этих братьев. Тогда мне только бы и оставалось, что броситься в Гангу. Но что же мне, бедняжке, теперь делать? Дорогая, может, ты знаешь, как мне быть?
— Не могу слышать больше твоего смеха! Неужели двух минут не можешь не смеяться? — опять рассердилась Шорола.
Не успела Шорола окончить разговор, как из школы прибежали Гопал и Бипин.
— Мама, а что ты дашь мне поесть? — подбежал Гопал к матери.
Шорола краем одежды стерла чернильное пятно с лица Гопала.
— Подожди немножко, сейчас я тебе дам чего-нибудь.
Бипин получил от матери сладкий пирог. Промода при этом строго наказала ему:
— Сядь здесь и ешь, и пока не съешь, из дома не выходи!
Но разве Бипин послушается? Как только досталось ему сладкое, он сразу выбежал из комнаты и позвал Гопала. Тот, увидев, что Бипин ест что-то вкусное, попросил:
— Дада, дай и мне немножко.
— Не могу, ма заругается.
— Почему? Ведь моя мама ничего не говорит, когда я делюсь с тобой.
— Нет, сейчас, брат, не могу. Стану большим, тогда и дам!
— А я разве всегда буду маленьким? Когда вырасту, мне ничего не нужно будет от тебя.
Оба они подошли к кухне. Оглянувшись и никого не увидев, Бипин отломил кусочек и хотел передать его Гопалу. Тхакрундиди заметила это из кухни и закричала:
— Бипин, что ты делаешь? Я ведь все вижу, сейчас матери скажу!
— А что ты скажешь? Ведь я никому ничего не дал!
И он отправил этот кусок в рот. Обиженный Гопал вернулся к матери. В это время из лавки пришла Шема и дала ему шондеш[22]. Гопал обрадовался и с набитым ртом побежал догонять Бипина.