Покинув порог, Зарислава пошла вниз к чёрной гряде леса. Всё, что происходило с ней, сном казалось.
"Теперь поскорей бы вернуться…"
Глава 3. Вагнара
— Отойди, я хочу видеть отца, — прошипел Данияр, когда перед мутным взором расступилась челядь и откуда ни возьмись возник дядька.
На бледном лице Марибора проявилась твёрдая суровость. Он смерил княжича ледяным взглядом, к которому Данияр, наверное, никогда не привыкнет, вынудил невольно ощетиниться. Марибор своей внушительной фигурой закрыл весь дверной проём, но для Данияра это не стало каким-либо препятствием, именно сейчас, когда он едва стоял на ногах, и от усилия пот катился с висков по скулам, он чуял беду, что взяла его за душу ещё утром.
— Тебе не нужно сейчас к нему, ты слишком слаб, — промолвил бастард.
— Уйди с дороги, — потребовал Данияр, сузив гневно глаза.
Сколько помнил Данияр, отец не жаловал Марибора. Потому княжич никогда не интересовался им. Дядька стал показываться в теремных хоромах с недавних пор, как начались набеги степняков. Толку от его присутствия было мало, только и мозолил глаза. Когда Горислава ранили душегубы, так и вовсе переселился в княжеские чертоги, под бок отцу. С чего вдруг начал заявлять о себе своим присутствием и за столом в трапезной появляться, на сбор старейших приходить? Раньше носа не казал, считал выше своего достоинства разделять братину с другими, а теперь только его и видно. А быть может, потому, что Марибор всё время держался подле Вагнары, он стал так раздражать племянника?
Марибор устало выдохнул и снисходительно посмотрел на княжича, будто на непоседливого отрока. Данияр мгновенно вспыхнул, но не успел и рта раскрыть, и слова сказать, дядька опередил.
— Он умер.
Данияра будто копьём прошибли. Стены покачнулись, гнев схлынул, толкнув его к пропасти. Внутри надсадно защемило.
— Как, умер? — выдохнул княжич, и неверие застыло на его лице.
Ещё вчера он справлялся о здоровье Горислава, Марибор уверял его, что тот шёл на поправку.
— Прочь, — выдавил Данияр, более уже не ручаясь за себя.
Дядька сжал зубы, поиграл желваками, но всё же от двери отступил.
Толкнув створку, Данияр шагнул через порог в темень чертога.
В лицо пахнул тяжёлый дух воска и масел. Когда глаза привыкли к полумраку, Данияр различил в тусклом дневном свете лежащего Горислава, застывшего и бледного…
Наволод, который сидел подле князя, поднял голову. Ничего хорошего княжич в его взгляде не увидел.
Данияра пробила дрожь, он качнулся и, не дожидаясь разъяснений волхва, спешно прошёл к отцу. Глаза Горислава были прикрыты, волосы с проседью рассыпаны по подушке. Отец был в самом рассвете сил, однако за последнюю седмицу, что боролся он со смертью и отравой в своей крови, голова его побелела. Сильный и могучий князь Горислав лежал, что изваяние божества, строго и неподвижно. Теперь острые черты лица его разгладились, ушло то напряжение, которое было присуще ему в жизни: расслаблена твёрдая челюсть, уста смягчились, расправилась глубокая морщина меж густых бровей. Весь его вид выказывал спокойствие и умиротворение. Данияр не узнавал отца, будто не он лежал перед ним.
— Князь ждал тебя, — отозвался старец.
— Когда же он…? — Данияр сглотнул подступивший ком.
— На заре… — отозвался Наволод.
«На заре…» — княжич опустил глаза, нахмурился. А он спал всё это время. Досада сжала в тиски его душу, обожгла.
Оправившись от первого потрясения, Данияр поднял глаза на волхва. Наволод выглядел уставшим, косматые волосы спадали по плечам его, одет старик был как отшельник — рубаха длинная висела на нём мешком, подвязанная верёвкой, на шее горсть оберегов из дерева и железа. Верно собственный вид давно перестал занимать волхва, всё боролся он с духами злыми за жизнь князя, да не вытянул его из мрака.
— Ты же знал, почему не пробудил? Намёка не дал загодя, что отец…
Данияр осёкся, упрямо мотнул головой. Он же сам помышлял, что отец не выкарабкается, что заберёт его Навь.
Серые с поволокой глаза мудреца стали ещё пасмурней.
— Будил я тебя, княже… но вижу, ты запамятовал.
Данияра будто плетью огрели. Смешалось в нём смятение и удивление.
— Был я нынче у тебя… Ты было поднялся. Разговаривал со мной… — разъяснил неторопливо волхв, уводя от юноши мутный взор.
Княжич, не веря словам волхва, смотрел на него в упор. Сколько бы ни силился, а не мог этого вспомнить. Только то, что тяжёлый камень, который давил на него долгое время, спал с груди.