Благиня задула тлеющий огонёк, прошептала тихо:
— Доброй ночи, — и тихонько пошла обратно к выходу, скрипя половицами. Как только дверь за ней затворилась, Зарислава осталась в гудящей тишине — после шумного дня, голова не сразу успокоилась, и всё слышались голоса посадских, воеводы да Пребрана. Вон он какой — наглый да неспокойный, а смотрит как? Того и гляди дыру протрёт, а всё же приятно и тепло отчего-то. Зарислава заулыбалась в темноте и тут же себя укорила, обвинив в простоте душевной и глупости несусветной. Эдак каждый будет улыбаться ей, а она — млеть при каждом случае. Поди не пятнадцать годков, чтобы краснеть, как малина, двадцать четвёртая зима прошла. В её годы девки уже по шестому чаду рожают.
Зарислава некоторое время лежала в кромешной темноте недвижимая, прислушиваясь к сопению и ровному дыханию. Челядинки так и не проснулись, не услышали возвращения, видно и впрямь устали за день от суеты дворовой, спали без задних ног.
Вынырнув из-под одеяла, Зарислава протянула руку, нащупывая суму поясную. Нашарила пальцами прохладное дерево, стараясь не шуршать излишне, выудила из мешка чура, что дала ей матушка в дорогу. Прижала его к груди и сомкнула ресницы — сразу согрелась.
"Как там матушка?"
Но не успела Зарислава погрузиться в думы тоскливые о доме, как в углу одна из челядинок зашевелилась. Травница быстро отвернулась к стенке, прикрыла глаза, притворившись, что спит. Снова раздался шорох, а потом всё стихло.
Зарислава некоторое время лежала, напрягая слух, но потом расслабилась, и мысли начали плавать, как мухи в скисшемся молоке. Она подумала о Гориславе. Яд его утягивает в Навь, выстоит ли дух воина, коли встал на тропу мира нижнего? На сердце сделалось пасмурно и туго. Начала рассуждать про себя — пусть ялыньские и вольным народом слывут, но если падёт волдаровское княжество, степняки поползут с юга, и тогда бежать им придётся с обжитых мест. И что могло ужасного случиться, так это необходимость примкнуть к какому-нибудь княжеству под защиту и стать людьми подневольными, с трудов своих отдающими дань воеводам да князьям. Однако от таких мыслей сделалось Зариславе куда сквернее. У княжича Данияра горе — отец при смерти, сам душой недужит, а она выгоду ищет.
Так и лежала, думая всё об этом, пока мысли не стали расползаться и ускользать, погружая её в тревожный, неспокойный сон.
— Поднимайся, — услышала Зарислава над ухом чей-то голос.
Она скривилась, с трудом вытягивая себя из масляного липкого сна.
— Да пусть поспит, Верна. Чего тебе неймётся. Рань какая. Солнце только встаёт, а она поди с дороги, — прошептал кто-то. — Пусть спит, не буди.
Чужие голоса окончательно выдернули травницу из сна. Зарислава мгновенно вспомнила, где находится, разлепила ресницы. Перед глазами склонялась девица с тёмными, как колодцы, глазами и струившимися по плечам к животу волосами. Света было достаточно, чтобы разглядеть резкие черты девицы. Они придавали её молодости строгость: острый нос, маленький подбородок, тёмные брови и бледные губы. Однако, не смотря на холодную красоту, девица жглась и кололась, словно к Зариславе подкатился горячий уголёк.
Травница моргнула и поднялась, сев в постели, откинув спутавшиеся за ночь длинные волосы. Тусклый утренний свет бил в низкое квадратное окно, озаряя обширную светёлку, в которой на своих уже застеленных опрятно лавках сидели девицы. Было и впрямь ещё рано, потому как горели лучины на столах, освещая лицо молоденькой девицы, круглощёкой и большеглазой. Она сидела с полотном на коленях и иглой в руках — с зари трудится девка. А другая, тощая, как осина, но весьма приятная на вид, тревожно смотрела на гостью.
— Доброго утречка тебе, — сказала эта самая девица ласковым голосом.
Спросонья Зарислава забыла пожелать ей того же, пошарила руками под одеялом, ища оберег, который потеряла во сне. Нашла. Сжала и быстро вернула его в суму, так, чтобы никто не заметил, что именно она прячет.
— Знать это ты травница Зарислава, за которой отправлялась наша княжна? — спросила черноглазая Верна голосом глубоким, но приятным на слух.
Гостья помолчала, не зная, можно ли говорить о том с другими, но коли догадываются, то отнекиваться уже и не резон ей.
— Я, — ответила, оглядываясь на других.
— Опоздала ты, травница.
Зариславу будто холодной водой обдали. Она вытянулась, напрягая каждый мускул.
— А что случилось?
— Вчера Тризну12 справили по князю. Горислав ныне в Ирий поднялся.