Он убрал фотографию обратно в сумочку, вернулся в комнату и лег. Таня ровно дышала во сне. Он вспомнил ее тревожные глаза совсем рядом, когда она сегодня обтирала ему голову влажным полотенцем, ее ласковые руки и понял, что его тянет к ней, несмотря ни на что.
Я проснулась рано и решила перед работой забежать домой переодеться. Кирилл открыл глаза и смотрел на меня довольно хмуро.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — коротко ответил он.
Я быстренько умылась, кое-как подкрасилась и из трех оставшихся яиц, одного помидора и куска колбасы соорудила наскоро завтрак. Мы выпили кофе, и я собралась уходить. Кирилл опять лег, на лбу у него выступила испарина.
— Кирилл, да у тебя нет ли температуры?
Я села на край дивана, погладила его по щеке и прикоснулась губами к его лбу, причем вовсе не собиралась этого делать, оно как-то само получилось. Он протянул руку и погладил меня по волосам.
— Не уходи, — прошептал он.
Во мгновение ока я одним прыжком оказалась у дверей.
— Мне надо на работу, я уже опаздываю.
— Ну как знаешь.
— Как знаешь, — повторил он, когда за ней захлопнулась дверь.
Морщась, он поднялся, собрал постель, потом отдохнул немного, приподнял спинку дивана и оставил его в полуразложенном состоянии. Потом он встал на колени и сунул руку между боковой стенкой и подушками. Диван был старый, и только он знал, что иногда некоторые мелкие предметы случайно проваливаются внутрь. Кирилл искал наудачу и нашел. Он вытащил руку с зажатой в ней безделушкой в виде паучка из зеленого стекла. Глазами служили черные бусинки, а проволочные лапки торчали в разные стороны. Он внимательно рассмотрел брошку со всех сторон, потом доковылял до письменного стола и после долгих поисков нашел там маленькую крестовую отвертку. Отвинтив два крошечных винтика сзади, он вытащил из брошки очень маленький круглый черный предмет. Это была кассета с микропленкой. Он побоялся лезть внутрь, чтобы не испортить пленку, запихнул кассету обратно в брошку и убрал в надежное место — опять в диван. После этого он лег и надолго задумался.
Перед обедом меня вызвали в магазин из офиса, сказали, что спрашивает какая-то женщина. К моему величайшему изумлению, этой женщиной оказалась Альбина — приятельница Валентины, с которой мы познакомились на той трижды проклятой вечеринке. Я и забыла, что мы с ней перекинулись тогда парой слов, она узнала, что я работаю в магазине сантехники, и сказала, что зайдет, а я ее необдуманно пригласила.
Пришлось водить ее по магазину, все показывать. Альбина сказала, что делает ремонт и что ей много всего нужно. Тогда я свела ее с продавцом Костей, они стали обсуждать подробности. Она столько всего набрала, что Миша разрешил сделать ей скидку пять процентов. Крупным покупателям в нашем магазине почти всегда полагается скидка, но Альбина этого не знала и решила, что это я замолвила за нее словечко. Чувствуя себя обязанной, она пригласила меня выпить с ней кофе. Мне как раз надо было в Пенсионный фонд, поэтому я решила совместить приятное с полезным. Когда мы уселись с Альбиной в кафе недалеко от магазина, оказалось, что общих тем у нас для разговора мало, поэтому мы начали говорить о Валентине. Альбина сказала, что Валентина стала совершенно невозможна, что со всеми ссорится, а от людей не скроешься, и среди знакомых ходят слухи, что у нее неприятности — не то с бизнесом что-то не в порядке, не то с мужем разводится.
— Да что ты? — ахнула я.
Да, и она, Альбина, как-то случайно видела ее как-то с двумя такими черными молодыми людьми подозрительного вида.
— Чеченцы? — Я сделала вид, что ужаснулась.
— Хуже! — усмехнулась Альбина. — Это арабы.
— А откуда ты знаешь? — Мне уже не надо было делать вид, что я удивляюсь.
Альбина посмотрела на меня очень серьезно.
— У меня родственники в Израиле. Я туда часто езжу, живу подолгу. Там навидалась я этих арабов. На иврите-то я говорю немного, а по-арабски не понимаю, но на слух этот язык узнаю. И уж ты не сомневайся, чеченца от араба я отличу по внешнему виду. Тем более что эти… не нравятся они мне.
Я вспомнила, с какой кошачьей грацией двигался тот смуглый молодой человек, который убил или ранил владельца пресловутых «Жигулей», и поняла, что эти арабы мне тоже не нравятся. Мы распрощались с Альбиной, я побрела по улице, размышляя, при чем тут еще могут быть арабы, и не обратила внимания на притормозившую рядом машину. Дверцы распахнулись, и я не успела опомниться, как меня уже втащили на заднее сиденье. Рядом со мной сидел крупный плечистый блондин, пожалуй довольно интересный, только, на мой взгляд, слишком мордастый. Я подумала, что, скорее всего, именно этого блондина видела со мной Лиля Свитская в воскресенье. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но блондин резко двинул меня ладонью в солнечное сплетение. Боль была адская, на несколько секунд у меня перехватило дыхание, на глазах выступили слезы.
— Это так, для разминки, — сказал блондин, — чтобы ты не думала, что ты такая крутая.
— Я и не думаю, — ответила я, слегка отдышавшись, — подумаешь, нашлись трое на одну женщину слабую.
— Умничать не надо! — рявкнул блондин.
Сидевший спереди боец повернулся, и я заметила в расстегнутом вороте рубашки темно-красную полосу у него на шее. Я пригляделась к нему внимательнее и узнала то самое лицо с вытаращенными глазами из моего видения, с которого я срывала золотую цепь. Значит, все верно, это было на самом деле! Парень смотрел на меня зверем.
— Дай ей еще, Витек, а не то я сам двину!
— Тихо-тихо, спокойно, Вовик, успеется. Ну ты, — это он уже мне, — ты знаешь, где это может быть.
— С чего вы взяли, что я что-то знаю?
— Потому что ты была там, в той квартире. Ты его грохнула, значит, он тебе что-то рассказал.
Уже весь город знает, что я была в той квартире и что грохнула Вадима, интересно, когда это дойдет до милиции? Я жутко разозлилась, терять мне было нечего.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, и вас первый раз вижу.
Хотя это было неправда, я уже видела всех троих — этого мордастого блондина, Вовика с цепочкой и водителя, ведь это именно он преследовал меня в понедельник утром, я почувствовала знакомый запах лосьона.