— Ты слышишь, Кирилл? Я иду в милицию, я так больше не могу.
— Сядь, успокойся. В любом случае сегодня уже никого в милиции нет, девятый час.
— А тебя допрашивали?
— Так, мимоходом. Мне Раечка позвонила.
— Как Мария Михайловна?
— Плохо.
Теперь она совсем одна осталась? Там есть родственники. — Кирилл неопределенно махнул рукой.
— Так мы пойдем завтра в милицию?
— Зачем? Сейчас они будут проверять все Валентинины связи, ясно, что ее из-за этого убили. Вот пусть и ищут в ее бывшей фирме, и потом в ее окружении, зачем она в Ливан ездила, а мужу сказала, что в Турцию.
— Она в Ливане была? — вскинулась я. — А про Вадима ты им сказал?
— Тогда и тебя надо вмешивать, а я не хочу.
— Почему?
Он посмотрел на нее со злостью. Неужели не понимает? В последнее время похолодало, и сегодня на ней под курткой был светло-лиловый свитер с высоким воротником и узкие черные брюки. Сейчас глаза ее тревожно потемнели и были цвета грозовых туч. Ого, на Балтике будет шторм!
Почему они всегда встречаются в особых опасных обстоятельствах, почему нельзя просто, чтобы она сидела рядом, улыбалась ему, болтала о пустяках. Или сходить погулять в Петропавловку…
Он тут же опомнился. Если бы не вся эта свистопляска, Таня на него бы и не взглянула. Такие женщины не для него, надо трезво оценивать свои силы.
Он рассердился. А для кого? С мужем она разошлась, и, судя по тому, с какой готовностью пришла знакомиться с тем подонком Вадимом, никого у нее сейчас нет. И все равно, она не для него. Как разозлилась тогда в метро, после их единственной ночи. И до сих пор не может ему эту ночь простить. Как объяснить ей, что тогда она пришла к нему сама и от нее исходил такой сексуальный призыв, что любой бы потерял голову, а ведь она ему понравилась еще до этого.
Татьяна поняла его сердитый взгляд по-своему.
— Послушай, я, конечно, виновата, что подставила Валентину. Все моя глупая болтовня, но ведь я их не убивала, что же ты на меня, как на врага? И почему, Кирилл, ты не сказал в милиции про меня?
Он отошел к дивану и сел, обхватив голову руками. Он устал, очень устал, ему безумно жаль Женьку, который погиб по нелепой случайности.
Мне стало невмоготу сидеть и смотреть, как он страдает.
— Вы давно были знакомы с Женей?
— С первого класса.
— Все это ужасно, мне очень его жаль. Поскольку Кирилл никак не реагировал на мои слова, я отважилась погладить его по голове. Он перехватил мою руку и прижался к ней щекой. Сердце у меня забилось сильно-сильно. В чем мы провинились, что на нас посыпалось столько несчастий? Я обняла Кирилла и все гладила и гладила его по голове, как маленького. Наконец он тихонько отстранился.
— Послушай, я же все-таки мужчина и вообще живой человек. Я так долго не выдержу.
Я повеселела — раз вспомнил, что он мужчина, значит, немного очухался.
— У тебя есть вести от дочки? — спросил Кирилл, чтобы преодолеть возникшую неловкость.
— Пока нет, но думаю, там все в порядке.
— Я видел вчера у тебя ее фотографии, вы очень похожи.
— Да? — Я оживилась. — А вот посмотри на эту.
Я достала из портмоне мою самую любимую, где мы с Аськой вдвоем и действительно очень похожи.
— Идиот! — произнес Кирилл, рассматривая фото.
— Кто?
— Твой бывший муж. Бросить таких девчонок!
Комплимент был какой-то непонятный, но все же я решилась уточнить:
— Он не бросал, а просто мы разошлись. И теперь он снова женится.
— Вот я и говорю — кретин! — покачал головой Кирилл.
Чтобы отвлечь его от грустных мыслей, я рассказала ему несколько смешных историй про Аську, потом собралась уходить.
— Кирилл, у меня к тебе предложение. Давай мы оба будем считать, что мы порядочные люди, и доверять друг другу. Ты поверишь, что я действительно потеряла память на тот несчастный день и ничего не помню. А я со своей стороны прошу прощения, что сильно накричала на тебя тогда в метро, наверное, это я сама во всем виновата, хотя до сих пор не понимаю…
— Не понимаешь, что тебя заставило это сделать, что ты во мне нашла?
— Не будем уточнять. Я чувствую, что ты хочешь сам отомстить тем типам, что убили Женю. Но, пожалуйста, будь осторожен, а я тебе обещаю, что буду с тобой во всем советоваться.
Он взял мои руки в свои и поцеловал.
— Ты вообще-то что-нибудь ешь?
— А что?
— А то, что ты худая, как персидская кошка.
— Как это? Персидские кошки все толстые.
— Вовсе нет. Это так кажется из-за пушистости. А в руки возьмешь — это все одна шерсть, а самой кошки там чуть-чуть. — Он обхватил меня руками, но отпустил до того, как я сделала попытку освободиться.
— Таня, — спросил меня Кирилл, когда мы уже подходили к моему дому, — все-таки та история с номерками в кафе очень странная. Если все, что ты говоришь, так и есть, она требует подготовки. А кто мог знать, что вы с дочкой пойдете в кафе? Вы в тот день никого не встретили?
— Встретили. — Я засмеялась. — Карамазова встретили.
— Карамазова?
— Да, я его часто встречаю, такой милый старичок, комплименты мне все время говорит. Он что, живет тут рядом?
— Да вроде бы, — как-то неуверенно ответил Кирилл.
— Не на него же думать, что он нас с Аськой выследил. Такой приличный человек, в Эрмитаже работает. Он кто — искусствовед?
— Не то чтобы искусствовед. — Кирилл не смог скрыть улыбку. — Должность у него не знаю какая, а работа специфическая. Он в Эрмитаже дезинфектором работает.
Что-что? Там что — клопы?
— Думаю, что тебе не надо объяснять, что в Эрмитаже картины не только в экспозиции, но и в запасниках. Рамы старые, деревянные, как заведется какой-нибудь жучок — все проест. А карбофосом ведь поливать не будешь. Представляешь, приходят люди в Эрмитаж, а там от картин карбофосом воняет. Вот у него, у Карамазова, есть какой-то специальный состав, который не пахнет, он им обрабатывает рамы и мебель. Это у них семейный бизнес, отец его там работал, состав сам придумал.
— С ума сойти! А с виду прямо профессор! А как же он с Марией Михайловной познакомился?