Выбрать главу

Под впечатлением беседы с отцом Галина находилась всю дорогу до Выдубецкого. Приятно было сознавать, что ее маскировка не вызывает подозрений даже у родителей, что она искусно играет свою нелегкую роль. Кокетка, ветрогонка… Что бы сказал отец, если признаться, во имя чего она играет эту смертельно опасную роль? Благословил бы и дальше идти тем же путем или… А что, в конце концов, он сможет изменить? Прошло уж и никогда не вернется то время, когда они с мамочкой могли влиять на нее…

«Только будь справедлива, Галина, — прикрикнула она на себя, — будь справедлива к родителям. Они привили тебе дух независимости, научили отличать добро от зла, внушили, наконец, самое главное: любить свой народ и ненавидеть его врагов. Без этой духовной закалки ты не нашла бы дороги в рабочий кружок в Петербурге, без нее из тебя и на самом деле получилась бы пустышка, не человек, а заурядная кокетка-бездельница…»

— Петро Андреевич, — спросила Галина, когда они, миновав монастырские ворота, оказались по ту сторону массивных стен обители, — не покататься ли нам на лодке?

Перед ними плавился Днепр, широкий, тихий, огненно- пурпурный от солнца, вот-вот готового коснуться земли. На первый взгляд он в самом деле казался спокойной рекой, по его голубой поверхности проплывали белые, точно игрушечные, пароходы, их обгоняли быстроходные катера с нарядной публикой, вдоль и поперек сновали весельные лодки, парусники. Но Галина знала и другой Днепр — весенний, взбаламученный, который легко рушит берега, сносит плотины и запруды, валит с корнем вековечные дубы. Тогда он напоминал народного исполина, который пока молча терпит поругание, но придет час (тому порукой люди, подобные машинисту Заболотному) — и богатырь народ поднимется, расправит плечи и, лязгнув кандалами, выкликнет во всю мощь легких: «Гей-гей, вот теперь-то мы, господа, сведем с вами счеты!»

Галина махнула рукой лодочнику, чтобы тот подплыл к берегу. Перебросилась с ним, словно со старым знакомым, несколькими шутливыми словами, взяла весла и, пригласив Петра садиться, оттолкнула лодку от берега.

* * *

Однажды, январским днем 1908 года, в предвечернюю пору, отец сказал Галине:

— Ну, будем собираться, Галя. Мария Константиновна прислала нам три билета.

— Выходит, третий для меня, папа, — обрадовалась Галина.

— Не совсем так, она, пожалуй, прежде других имела в виду именно тебя, — возразил отец. — Мария Константиновна предполагает, что после окончания гимназии ты пойдешь ее путем.

— А ты, папочка, как думаешь?

— Выбирай сама, девочка. Скажу лишь откровенно: навряд ли тебе будет под силу ее тернистый путь. Творчество Заньковецкой — сплошной подвиг, девочка. Великий подвиг во имя искусства, служащего народу. Ты даже не представляешь, в каких условиях приходится работать украинскому театру. Материальные лишения, бесконечные скитания по провинциальным сценам, зимой холод, летом изнурительный зной пыльных дорог, небрежение администраторов к «мало- российскому, хохлацкому» слову, а больше всего — оскорбительная «опека» цензуры над репертуаром театра, надзор полицмейстеров за каждым шагом тех, кто посвятил себя идее освобождения своего народа…

— Напрасно, папочка, ты громоздишь все страхи на мою голову. Я знакома с ними, это меня не пугает. Важна благородная идея, которой посвятила себя Мария Константиновна.

— Это очень похвально, Галя. И мне это приятно слышать. Но… чтобы нести в народ эти идеи окрыленно и мужественно, как несет их Заньковецкая, необходим, кроме всего прочего, и ее огромный, прямо-таки гениальный талант.

— Ты, папочка, хочешь сказать, что у меня нет дарования?

— Я этого не говорю, но такого артистического таланта, как у Заньковецкой…

— Извини, папочка, ты не был при нашем последнем разговоре. Мария Константиновна захотела послушать меня в роли Дездемоны. Потом я повторила за нею монолог Наймички. Собственно, не за нею… Я по-своему прочла трагический, предсмертный монолог дивчины. Ты бы видел, чем кончилась наша беседа! Мария Константиновна обнимала меня, какие слова благодарности и восхищения я услышала от нее. Она сказала, что я превзойду ее, Заньковецкую, что я стану, если захочу, первой украинской артисткой, роль для которой будет считать за честь написать лучший украинский драматург.