— Фарнсуорт вообще ничего не сможет сделать! — раздался яростный крик.
Нора повернулась к двери и воскликнула:
— О, Эйдан! Ты нас нашел! Слава Богу!
В следующее мгновение Ричард схватил ее за волосы и, рывком притянув к себе, приставил к ее горлу холодный ствол пистолета.
Но Нора уже ничего не боялась — ведь перед ней в дверном проеме стоял Эйдан, и он был прекрасен и грозен, как кельтский воин, явившийся, чтобы спасти свою возлюбленную. В руке он сжимал пистолет, и глаза его сверкали гневом.
Глядя в упор на Ричарда, Эйдан проговорил:
— Фарнсуорт, я именно тот, кто тебе нужен. Не Нора и не Кассандра. Хочешь заключить новое пари? Вот оно: сегодня я убью тебя за то, что ты сделал, не сомневайся.
— Попытаться тебе, конечно, никто не запрещает. Если только ты не боишься пожертвовать своей молодой женой, Кейн. Так как же, Кейн? Кем хочешь пожертвовать? Молодой женой или дочерью? В любом случае я выигрываю.
— Ты действительно дьявол, Фарнсуорт.
— Да, несомненно. Так что лучше опусти свой пистолет, Кейн. Или я нажму на курок.
Фарнсуорт дернул Нору за волосы, и она вскрикнула от боли. Но тут же снова взглянула на мужа и с мольбой в голосе проговорила:
— Не слушай его, Эйдан. Иначе он убьет тебя. А ты должен вызволить Кассандру…
— Какое благородство, милая сестрица. Ты только что пыталась убить меня, но готова принести себя в жертву во имя любви к этому мерзавцу, ублажающему шлюх.
Нора видела, как исказилось лицо Эйдана и как согнулся его побелевший от напряжения палец, приложенный к курку. В следующую секунду Фарнсуорт снова заговорил:
— Так что же ты выбираешь, Кейн? Поторопись. Я бы предпочел как можно быстрее покончить с этим делом. Мне бы не хотелось заставлять твою дочь слишком долго ждать прелестей первой брачной ночи.
Тут Нора наконец-то осознала весь ужас положения Эйдана. Она знала, что есть только один способ покончить с этим: самой спровоцировать брата нажать на спусковой крючок, чтобы он больше не вынуждал Эйдана мучиться дьявольским выбором. Только она приготовилась предпринять попытку освободиться, чтобы заставить Ричарда спустить курок, как услышала глухой стук — Эйдан бросил пистолет на пол.
— Нет, — всхлипнула Нора. — Эйдан, нет! Зачем ты сделал это?..
— Нора, я не могу допустить, чтобы он…
Тут Фарнсуорт вдруг рассмеялся:
— Должен признаться, что это проявление нежности меня несказанно удивляет, Кейн. Откуда такое благородство? Ведь тебе уже приходилось убивать женщин, не так ли?
— Та женщина сама сделала выбор.
— Та женщина? Почему такая неопределенность? Ах, тебе не хочется, чтобы Кассандра об этом знала, верно? Он говорит о твоей матери, любимая. У нее и впрямь не было выбора с того момента, как твой отец надел ей на палец обручальное кольцо. Расскажи, Кейн, что это значит, когда собственная жена тебя ненавидит? О чем ты думал, чувствуя, как подсыпанный ею яд разливается по твоим жилам? Ты знала об этом, Кассандра? Он превратил жизнь твоей матери в такой ад, что она даже пыталась отравить его.
— Папа… — прозвучал жалобный голосок девочки.
— Она отравила его, потому что только так получила возможность сбежать от него, — продолжал Ричард. — Но мерзавец не умер. Он бросился за нами в погоню, преследовал нас. Это из-за него экипаж перевернулся. Только из-за него…
— Папа не виноват! Не виноват!
Нора видела, что Эйдан едва сдерживает свою ярость. Видела, как он ищет способ атаковать Фарнсуорта, не подвергнув ее опасности.
— Нет, именно Кейн виноват в этом! Это он убил Делию, хотя и не стрелял в нее! Что ему? Он пьянствовал и просаживал за картами состояния. А свою жену привез в Ирландию, заточил в замке и повесил ей на шею ребенка, которого она не хотела.
— Но мама все-таки забрала меня с собой! — закричала Кассандра. — Я была с ней в экипаже! В ту ночь…
— Кассандра, не слушай его! — прохрипела Нора. — Не верь…
— Она ненавидела тебя, маленькая глупышка! — заорал Фарнсуорт. — Ненавидела тебя, потому что ты была вечным напоминанием о том, что она однажды польстилась на это ирландское отродье. Все ночи, что я держал ее в объятиях, она проклинала тот день, когда ты появилась на свет. Когда Делия согласилась бежать со мной, она сказала, что решила взять тебя с собой вовсе не потому, что ты была ей нужна. Она взяла тебя с собой, потому что хотела отомстить твоему отцу — слишком много ей пришлось от него вытерпеть.
— Фарнсуорт, ты…
Эйдан сделал шаг вперед. Его лицо побелело. Нора вскрикнула от боли, когда ствол пистолета еще глубже вонзился ей в горло. Фарнсуорт же тем временем продолжал:
— Расскажи ей, Кейн. Расскажи своей дочери правду.
— Какую правду?
— Правду о себе, разумеется. Скажи ей о том, что тебя уже восемь лет не принимают ни в одном лондонском доме. И что ни одна достойная женщина не позволила бы тебе прикоснуться даже к подолу своего платья. Расскажи о том, что ты игрок, мошенник и дуэлянт, десятки раз дравшийся на дуэли из-за сомнительных прелестей очередной шлюхи. Кассандра, неужели ты не понимаешь, кто твой отец?
— Я тебе не верю! — закричала девочка.
— Скажи ей, Кейн. Скажи ей правду.
Эйдан перевел взгляд на дочь. Судорожно сглотнув, пробормотал:
— Кэсси, я… Это правда. Все до последнего слова.
— Папа…
Фарнсуорт громко рассмеялся — он торжествовал победу, его враг был повержен.
— Это так, моя девочка. — Голос Эйдана дрогнул. — Фарнсуорт сказал обо мне истинную правду. Поэтому я и держал тебя в замке. Не хотел, чтобы ты узнала правду. Но теперь ты уже почти взрослая, Кэсси, и ты должна…
Эйдан внезапно умолк; он пытался найти какой-то выход, он должен был вызволить Нору.
Фарнсуорт же сохранял спокойствие; он нервничал только в те минуты, когда говорил о Делии.
«Разговоры о Делии — вот что выводит его из себя», — подумал Эйдан. И он решил воспользоваться этой слабостью противника — пусть даже Кэсси ужаснется, услышав его слова.
Презрительно усмехнувшись, Эйдан проговорила:
— Ты ведь любил ее, правда? Любил Делию, а, Фарнсуорт? О, несчастный глупец, ослепленный страстью.
Фарнсуорт замер на мгновение, потом воскликнул:
— Она была самой замечательной женщиной на свете! Но ты, разумеется, этого не понимал. Да, ты совершенно ее не понимал.
Эйдан рассмеялся.
— Множество мужчин понимали мою жену. Я даже не в состоянии их всех сосчитать. Она была шлюхой и коллекционировала мужские сердца, как некоторые коллекционируют засушенных бабочек. Но таких, как ты, ей было мало, и она стремилась к новым развлечениям.
Фарнсуорт побледнел.
— Не смей чернить ее, мерзавец! Она спала с другими мужчинами только потому, что для нее это был единственный способ избежать твоих домогательств! Но когда мы полюбили друг друга, она больше никого другого не желала. Ей больше никто не был нужен!
— Это она тебе сказала?
— Она любила меня! Только меня! Мы собирались начать новую жизнь в другом месте. Там, где ты не смог бы нас найти.
— Мне было все равно — даже если бы вы с Делией обосновались в соседней спальне. Более того, я был бы только рад! Во всяком случае, имел бы представление, кто навещает ее в спальне. И Делия прекрасно знала: я и бровью не повел бы, если бы она сбежала хоть с полком солдат, но при условии, что оставила бы Кассандру в покое.
Эйдан похолодел, когда заметил в глазах Фарнсуорта какой-то дикий, пугающий блеск. В эту минуту он со всей отчетливостью понял: Фарнсуорт может в любой момент нажать на спусковой крючок.
— Делия должна была отплатить тебе, Кейн, за те страдания, которым ты ее подверг. Мы намеревались отделаться от Кассандры после прибытия во Францию. Хотели подбросить ее на крыльцо какой-нибудь хижины. Мы не собирались держать в своем доме твое отродье.
При этих словах Эйдан едва не задохнулся от гнева. Он уже хотел броситься на англичанина, но, вовремя сдержавшись, вновь заговорил:
— Значит, ты не побоялся испытать на себе всю силу моего гнева, лишь бы Делия могла осуществить свою безумную месть, не так ли? Великую страсть, очевидно, вы питали друг к другу, Фарнсуорт. Это трогает меня до глубины души.