"Малыш! Эй!" Медсестра хватает мальчика за предплечье и трясет его, но он не реагирует. "Малыш. Сосредоточься!" Она легонько шлепает его по лицу. "Иди в больницу. Найди врача и позови их сюда".
"Разве… разве ты не врач?"
"Я просто медсестра. В информации говорится, что у вашей мамы начались схватки, а не то, что у нее были полноценные роды. Иди. Сейчас же!" — огрызнулась она, повернулась к машине и опустилась на колени на бетон, положив руки на сиденье перед собой. "Все хорошо, мама. Дыши за меня. Все хорошо. Когда придет боль, мне нужно, чтобы ты тужилась, хорошо? Как тебя зовут?"
Женщина в машине хнычет и говорит что-то, чего я не улавливаю, вероятно, отвечая на вопрос медсестры, затем снова вскрикивает.
"Я Милен", — говорит медсестра. "У тебя все хорошо, Дженни. Да, дышите. Еще раз, головка уже вышла. Еще один толчок, но помедленнее.
Медсестра смотрит через плечо на вход в больницу, потом в сторону, пока ее взгляд не останавливается на мне. "Ты! Парень в куртке!" — кричит она. "Иди сюда!"
Я наклоняю голову и смотрю на нее. Первое, что я замечаю, это ее глаза, но не цвет. Я слишком далеко, чтобы разглядеть эту деталь. В них смесь паники и решимости, которая приковывает мой взгляд. В любой другой ситуации я бы проигнорировал подобную просьбу и ушел. Жизнь других людей меня нисколько не интересует. Но я не могу отвести взгляд от девушки. Нужно обладать немалой решимостью, чтобы сохранять спокойствие в подобной ситуации. Медленно я подхожу к машине, не сводя глаз с медсестры, которая снова сосредоточилась на женщине в машине и раздает указания. Волосы медсестры очень светлого оттенка блондинки собраны в хвост, который висит в беспорядке.
"Дайте мне вашу куртку", — говорит она, не глядя в мою сторону, в то время как женщина в машине издает глубокий стон. "Вот так, Дженни. Вот так. Она у меня".
Ее голос слегка дрожит, но невозможно не заметить паническое выражение ее лица. Меня поражает, как она держит себя в руках. И после всего, что я видел и делал на своем веку, меня уже мало что удивляет.
Внезапно пространство вокруг нас пронзает детский крик.
Говорят, что первый крик ребенка должен растопить даже самое холодное сердце, но на меня он ничего не произвел. Не то чтобы я ожидал этого. Я только что был свидетелем того, как новая жизнь входит в мир, но это вызвало точно такую же эмоциональную реакцию, как переключение светофора.
Никакую.
Я снимаю куртку, намереваясь накинуть ее на дверь машины и уйти, но мой взгляд падает на лицо медсестры, и дыхание перехватывает в горле. Она смотрит на ребенка на руках, улыбаясь с таким благоговением и радостью, что ее лицо светится. Так открыто и так искренне, что я не могу оторвать взгляд от ее губ. Я ничего не почувствовал в этом предполагаемом чуде жизни, но странное ощущение внезапно сжимает мою грудь, когда я смотрю на нее, а вместе с ним и чужое чувство… желания. Я сжимаю куртку в руке, пытаясь расшифровать значение этого непроизвольного желания схватить лицо девушки и повернуть ее к себе, чтобы я мог забрать ее улыбку себе. У меня нет подходящего названия того, что овладело мной. Может быть… тоска?
Краем глаза я вижу, как две женщины в белых халатах выходят из больницы и бегут в нашу сторону. Позади них мужчина-медик толкает каталку.
"Ты отлично справилась, Дженни. Я положу ее тебе на грудь. Расстегните рубашку", — говорит медсестра, затем поворачивается ко мне, протягивая руку. Я отдаю ей свою куртку от Armani и смотрю, как она наклоняется внутрь машины, чтобы накрыть ребенка.
"Господи, Милен". Один из врачей, который только что прибыл, задыхается. "Мы займемся этим дальше, дорогая. Ты отлично справилась".
Белокурая медсестра Милен кивает и поднимается с асфальта. Ее радостное выражение лица сменяется растерянностью, как будто она только сейчас осознает, что произошло. У меня возникает желание схватить человека, ответственного за погашение ее улыбки, и наказать его за это, но винить некого. Это сама ситуация. Тем не менее, желание убить кого-нибудь не покидает меня.
Молодая медсестра направляется к входу в больницу, но через несколько шагов останавливается и прислоняется к припаркованной машине. Склонив голову, она смотрит на свои дрожащие руки, измазанные кровью, затем судорожно начинает вытирать их о переднюю часть своей униформы. Она очень молода. Около двадцати. Может быть, двадцать два или двадцать три, не больше. Вероятно, это были ее первые роды, но она хорошо держалась, и я не могу не восхищаться ею за это. Когда ее руки немного очистились, она оттолкнулась от машины и продолжила свой путь, но споткнулась. Сделав шаг в сторону, она прислоняется к соседней машине и закрывает глаза.