"Сальваторе?" Я смотрю ему в лицо.
Его глаза сужены, дыхание учащенное, а ноздри раздуваются.
"Я искал тебя, но тебя там не было", — говорит он сквозь зубы. "Ты не покидаешь пентхаус, не поставив меня в известность".
"Но я нахожусь этажом ниже тебя".
"Это не имеет значения".
"Я здесь пленница?"
"Нет". В его глазах — контролируемое безумие. "Мне нужно знать, где ты находишься в любое время".
Это глупо. Он ожидает, что я буду сообщать ему, когда захочу выйти из квартиры? На мгновение я думаю, что он издевается надо мной, но потом вижу его выражение лица. Он смертельно серьезен.
"Почему?" спрашиваю я.
"Я так хочу. Ты закончила?"
"Я хочу проверить, как там Кармело".
"Илария придет позже. Она убедится, что с ним все в порядке. Пойдем."
Я качаю головой и следую за ним к лифту. Когда мы поднимаемся в пентхаус, он ничего не говорит. Его странному поведению нет объяснения. Я иду за ним, когда он направляется в свою спальню, и останавливаюсь в дверях.
Сальваторе садится на кровать и развязывает узел на левой штанине своего свитера. Он натягивает материал и тянется к протезу, прислоненному к стене. Ему требуется много времени, чтобы надеть его. Намного дольше, чем следовало бы. Закатать рукав на подкладке — довольно сложное дело, когда у него только одна рука функционирует, потому что ткань постоянно выскальзывает из пальцев. Я удивлялась, почему он не надевает протез вечером, после душа. Наверное, слишком хлопотно делать это дважды в день.
"Что-то происходит?" спрашиваю я.
"Что ты имеешь в виду?"
"Ты настаиваешь, чтобы я давала тебе знать каждый раз, когда выхожу из пентхауса. Ты боишься, что ирландцы могут попытаются проникнуть в это здание?"
"Ирландцы тут ни при чем". Он выругался, когда лайнер снова выскользнул из его пальцев. "И никто не может проникнуть в это здание".
"Тогда почему? Ты думаетшь, я сбегу или что-то в этом роде?"
Он не отвечает, но продолжает возиться с протезом. Когда он надевает его, он встает и подходит ко мне, поднимая руку к моей шее.
"Ты можешь попробовать убежать", — говорит он и наклоняет мою голову вверх, — "но я поймаю тебя каждый раз, Милен".
Он все еще без рубашки, и то, что он так близко, путает мои и без того спутанные мысли. У этого парня чертовы восемь кубиков. Как я могу продолжать притворяться безразличной, когда моим глазам хочется опуститься на его живот и еще раз сосчитать каждый дюйм, чтобы убедиться? Я думала, что это дерьмо — миф.
"Надень, пожалуйста, рубашку".
"Нет". Он делает еще один шаг вперед, заставляя меня отступить назад. Рука, сжимающая мою шею, скользит вниз, пока не останавливается на небольшой части моей спины. Крошечные волоски на моей коже поднимаются, и мурашки покрывают все тело.
"Торе?"
"Да?" Еще один шаг, за ним еще один, пока я не упираюсь спиной в стену коридора.
"Почему ты всегда загоняешь меня в угол?" спрашиваю я, пытаясь отвлечься от мыслей о том, чтобы прижать ладони к его груди. "Тебя это заводит или что?".
"Может быть. Почему бы тебе самой не проверить?" Он берет мою руку и прижимает ее к своей промежности, и я втягиваю воздух. Он твердый как камень.
"Прекрати, это сексуальное запугивание, Сальваторе", — задыхаюсь я.
"Я не вижу, чтобы ты пыталась убежать". Он наклоняет голову, наблюдая за мной, затем проводит пальцем по моей щеке. "Или отпустила мой член, если уж на то пошло".
Я задыхаюсь и быстро убираю руку.
"Скажи мне, Милен, если бы я сейчас запустил руку в твои трусики", — он скользит правой рукой по моему бедру спереди, проводя пальцем по линии от пупка до пояса шорт, — "насколько влажной я бы тебя нашел?".
Я должна сказать ему, что я сухая, или повернуться и уйти. Или попросить его остановиться. Вместо этого я прикусываю нижнюю губу и держу его взгляд, не моргая.
Медленно, я расстегиваю первую пуговицу своих джинсовых брюк. Сальваторе наклоняет голову и прижимается своими губами к моим, но это длится всего секунду.
"Следующий, cara", — говорит он мне в губы, и я расстегиваю еще одну пуговицу. На этот раз он берет мою нижнюю губу между зубами и нежно посасывает ее, сводя меня с ума от желания.