А она, сирота без роду-племени, которая даже не знает своего настоящего имени, в скором времени станет Элизабет Кушман, наследницей богатейшего и старейшего аристократического рода в Соединенных Штатах. Благодаря удачному стечению обстоятельств у нее появилась серьезная работа, о которой можно было только мечтать.
— Не спеши радоваться, — недовольно пробормотала Тесс.
Она подошла к камину, облицованному розовым мрамором, над которым висело в шикарной позолоченной раме огромное зеркало, и принялась разглядывать себя. Она была невысокой, ростом всего лишь около пяти футов, и не отличалась идеальной красотой. Ну и что! Старой Джейн Кушман нужна наследница, а не утонченная красавица. По цвету волос и глаз Тесс могла бы претендовать на близкое родство разве что с Джоном Кушманом. К своему сожалению, никакого сходства с матерью Элизабет — Женни Кушман — она в себе не обнаружила. Зато у Тесс было одно неоспоримое достоинство — огромная сила воли, которая не раз выручала ее в сложных ситуациях.
Тесс в раздумье отвернулась от зеркала, барабаня пальцами по мраморной облицовке камина. Она чувствовала, что внутри ее растет решимость, что она становится все более собранной и сосредоточенной. Такое с ней случалось всякий раз, когда предстояла большая работа. Господи, сколько времени она мечтала, что ей выпадет шанс вновь встретиться с Бертом. Наконец это случилось. Берт сам назначил ставки и сделал свой ход. Теперь она сделает все возможное, чтобы выйти победителем из этой игры.
Мрачно усмехнувшись, Тесс направилась к телефону. Глэдис и Сирил просто не поверят в ее удачу.
2
— Да что же это такое? — возмутился Люк Мэнсфилд. За последние пятнадцать минут он произнес эту фразу не менее десяти раз. — Как вы можете просить меня об этом? В девять я должен встретиться с клиентом, в час дня меня пригласили на ленч, в три у меня слушания по одному делу, кроме того, мне надо подготовиться к завтрашнему выступлению в суде. А вместо этого я должен заниматься черт знает чем!
— Люк, ты слишком много работаешь, — ласково улыбнулась Джейн Кушман. — Тебе не мешало бы почаще отдыхать.
Не сводя с собеседницы сверкающих глаз, Люк закинул ногу на ногу.
— Я выставлю вам двойной счет, — недовольно проворчал он. — Хотя за всю эту бесполезную кутерьму стоило бы просить втрое дороже. Неужели вам это не надоело? Скажите, сколько аферисток уже побывало в вашем доме, скольких самозванок вы разоблачили за последние двадцать лет, а?
— Всего-то тридцать две, — ответила Джейн Кушман, наливая чай в изящную фарфоровую чашку. — Не понимаю, что мы потеряем, если поговорим с очередной претенденткой на наследство?
— Вы что, ничего не понимаете? Я же должен работать. Все мои планы на сегодняшний день летят к черту. Кроме того, где ваш здравый смысл? Нет, вы определенно страдаете мазохизмом. Если вам наплевать на меня, то пожалейте хотя бы себя, поберегите сердце.
— Знаешь, Люк, по правде говоря, я уверена, что никакая это не Элизабет. Но мне хочется просто посмотреть на девушку, так — из чистого любопытства. Признаюсь тебе, что и у меня нет никаких иллюзий. — Она отпила из чашки. — Этот психиатр, отрекомендовавшийся доктором Ванштейном, все так необычно преподнес. Будет занятно посмотреть, как он и его прелестная протеже будут выкручиваться, когда мы припрем их к стенке. Неужели тебе это не интересно?
— Ничуть. Меня воротит от этих трогательных сцен, я сыт ими по горло, — Люк резанул ладонью по горлу. — Знаете, как все будет? Нет? Могу рассказать. В комнату ворвется крашеная блондинка и с рыданиями бросится к вам на шею, вопя во все горло: «Бабушка, наконец-то мы встретились!» Затем, всхлипывая, будет с умилением тыкать пальцем в картины и говорить, что где-то она уже их видела. А потом, не переставая пускать слезу, возьмет в руки вот эту вазу и скажет, что помнит ее. Мне казалось, что вам порядком надоел весь этот самодеятельный, бездарный театр?
— Все хоть какое-то разнообразие. В мои годы посмотреть спектакль, пусть даже это будет плохонький фарс, а тем более поучаствовать в нем, знаешь, это развлечение, — засмеялась Джейн. — А за меня не беспокойся. Кроме того, ты же будешь рядом и чуть что — мне поможешь. Да-да, а ты как думал? Я утраиваю твой почасовой гонорар, а ты уж, будь добр, отработай его. Кстати, твои люди навели справки об этом докторе Ванштейне?
— Наводят, — мрачно усмехнулся Люк. — Думаю, что к концу недели у меня уже будет достаточно информации, чтобы упечь его за решетку за мошенничество — его самого и эту Элизабет.
Джейн Кушман вздохнула:
— Ты становишься циником, Люк. Не пойму, откуда у тебя такое предвзятое отношение к людям — во всех видишь только плохое. А вдруг ты ошибаешься? Вдруг доктор Ванштейн действительно нашел мою внучку, что тогда?
— Тогда я готов голышом ходить по улицам и распевать во весь голос «Кукарачу».
Джейн Кушман рассмеялась. В этот момент в гостиную бесшумно вошел Ходжкинс, ее дворецкий, с лица которого никогда не сходило холодное, бесстрастное выражение, и доложил о прибытии доктора Ванштейна с молодой спутницей.
— Отлично! Пригласи их сюда. — Джейн Кушман встала с кресла. — Посмотрим, что за комедию нам покажут на этот раз. — Она укоризненно взглянула на Люка, продолжающего со скучающим видом сидеть в кресле, и воскликнула:
— Как вам не стыдно, молодой человек! Где ваши хорошие манеры? Немедленно встаньте. Мы должны встретить гостей торжественно, со всей помпой, как и подобает в таких случаях.
Чертыхаясь себе под нос, Люк неохотно поднялся. Может быть, в чем-то, например в своем бизнесе, Джейн Кушман разбирается неплохо, ей нельзя отказать в проницательности и практичности, но частенько, когда она начинает упрямиться, спорить с ней бесполезно — все равно не переубедишь. В такие моменты Люк недоумевал, куда только девается все ее здравомыслие? Вот, пожалуйста, сегодняшний случай — взяла и заставила его дожидаться прихода очередных проходимцев, хотя прекрасно знает, что утром у него дел невпроворот и каждая минута на вес золота. С чего она вбила себе в голову, что Элизабет все еще жива? Девочка давно погибла. Все с этим смирились, даже Евгения. А вот Джейн Кушман до сих пор отказывается в это верить.
«Ладно, — вздохнул Люк, — если ей так хочется — пусть не верит. А ты уж наберись терпения и посмотри еще одну дурацкую мелодраму. Как-никак старушке уже семьдесят четыре года — будем считать это ее блажью. Однако перед клиентами придется как-то оправдываться и извиняться».
— Доктор Ванштейн и мисс Алкотт, — произнес Ходжкинс.
В дверях показался огромный, массивный мужчина. Когда он вошел в небольшую гостиную, та словно уменьшилась в размерах.
На докторе был строгий серый костюм. В петлице красовалась красная гвоздика, а на пальце поблескивало золотое обручальное кольцо. Никаких других украшений Люк не заметил. Под толстыми стеклами больших очков в роговой оправе скрывались умные серые глаза. Шапка густых с проседью волос, зачесанных назад, напоминала львиную гриву. Люк усмехнулся — мистер Ванштейн, должно быть, гордится своей шевелюрой. В целом доктор производил впечатление солидного, уверенного в себе человека с большим достатком. «Как же, как же, меня не проведешь, дорогой доктор, или кто ты там есть на самом деле», — подумал Люк.
Затем за Максом Ванштейном в комнату вошла женщина, виновница рухнувших планов Люка.
При виде ее у Люка перехватило дыхание.
Она была само очарование. Пышные светлые волосы были собраны на затылке и стянуты в хвост, несколько вольных волнистых прядей обрамляли ее миловидное лицо, а одно выбившееся колечко кокетливо курчавилось надо лбом. При солнечном освещении ее темно-голубые глаза заискрились и приобрели васильковый оттенок. Ее припухлые губы были очаровательны и чувственны.
Она не отличалась высоким ростом и была изумительно сложена. На ней был шелковый темно-зеленый спортивный костюм, который не скрывал женственные формы ее изящной, точеной фигуры. Красавица держалась спокойно и уверенно. Когда она перехватила изучающий взгляд Люка, ее глаза удивленно расширились, но догадаться по ним, какие мысли сейчас обретаются в ее прелестной головке, было невозможно.