– А чего она вдруг так озверела? Мне это кажется странным. Родня, пусть и дальняя, обычно стоит друг за друга.
– Думаю, ей пришло в голову, что участие в ограблении – отличная причина, по которой я вдруг оказалась посреди ночи на улице. Не рассказывать же всем, как выгнала дочь в ночной рубахе за то, что заподозрила в ней соперницу. Теперь весь город сочувствует ей. Ей это всегда нравилось.
– А что там у тебя произошло с шерифом?
– Мне показалось, что тут и так все ясно. – Она сокрушенно покачала головой, словно дивясь человеческой подлости. – Кловис рассказывал небылицы о наших с ним отношениях. А шериф оказался легковерным идиотом и безоговорочно поверил ему. Боюсь, что в городе многие поверили в его басни.
– И ты надеешься, что я тоже поверю во все, что ты тут наговорила?
– А почему бы и нет? С чего бы это мне наговаривать на себя?
Он пожал плечами.
– Ты могла выскользнуть из дома на свидание.
– Уж лучше бы так оно и было. Сомневаюсь, что сумела бы вляпаться в более скверную и опасную историю.
– Наверное, нам лучше всего отвезти тебя к твоему отцу, – вслух подумал Хантер.
– Ага, а он уже через минуту заставит ее все выложить ищейкам, – с насмешкой произнес Люк.
– Он может оказаться поумнее, чем ты думаешь. Вряд ли отец захочет скандала, в котором станут на все лады склонять имя дочери. А ведь это непременно произойдет, если кто-нибудь узнает, что ей пришлось провести с нами несколько дней и ночей, прежде чем мы добрались к ее папаше.
– А может случиться и так, что он тут же поспешит спровадить меня еще кому-либо, еще одной мамочке, – с отвращением в голосе сказала Лина. Она всегда придерживалась того мнения, что врать самой себе – последнее дело. – И мы снова окажемся в том же положении, что и раньше. Я устала, – сказала она, резко меняя тему разговора.
– Я постелил тебе вон там, Хантер, – сказал Чарли. Хантер кивнул ей в сторону одеяла.
– Иди и располагайся.
Она взглянула сначала на одеяло, затем на него. Он молча ожидал ее действий. Вздохнув, она встала, подошла к одеялу, увидела, что их два – одно на другом, и осторожно влезла в середину этого нехитрого сооружения. В данный момент ей уже не хотелось ни думать, ни спорить, голова от усталости перестала соображать.
Повернувшись к мужчинам спиной, она закрыла глаза. Но сон не шел. Ничего удивительного. Хотя усталость и брала свое, все же слишком многое произошло за этот день, чтобы после всего спокойно уснуть.
Итак, ее мать вовсе не ее мать. Тогда кто же ее родил? Отцом был человек, который долгие годы аккуратно выдавал Черити деньги на расходы – короче, сам он не хотел возиться со своей дочерью. Она не знала, что из себя представляет этот человек. Но теперь знала хотя бы его имя. Вдруг она ощутила щемящую боль в груди. Вся ее жизнь была сплошной ложью.
Зная, что, сколько ни вспоминай прошлое, новых сведении или фактов из него все равно уже не выудишь, она принялась размышлять о настоящем и поняла, что оно еще более запутанное и туманное. Поскольку у нее не было ни хотя бы завалящего оружия, ни лошади, ни обуви, а в город возвращаться нельзя, ибо там ее все считают членом банды, то нечего и думать о том, чтобы удрать от этих преступников. Даже если ей удастся раздобыть все необходимое для побега, то куда отправиться? Есть ли на свете место, где ее ждут, где будут ей рады?
На глаза набежали слезы, и ей пришлось поднапрячься, чтобы справиться с собой. Слезы тут, ясное дело, не, помогут, а демонстрировать свою слабость перед преступниками нечего. Но когда первая слезинка все же своевольно выскользнула из-под ресниц, она решила, что если кому и нужно выплакаться, так это ей. Главное – не всхлипывать и не производить никакого шума. Молча глотая слезы, она молилась, чтобы Хантеру не вздумалось начать укладываться спать именно сейчас.
А Хантер сидел и допивал еще одну кружку кофе, не сводя подозрительных глаз с незваной и чересчур привлекательной гостьи. Та отвернулась и делала вид, что спит. Он не был уверен, что все в ее рассказе можно принять за чистую монету. Но как она сама сказала, кому взбредет в голову придумать столь несуразную историю? Законченная лгунья придумала бы нечто более жалостливое и не такое невероятное. Либо она говорит правду, либо очень плохая лгунья.
Он покачал головой. Она смотрела ему прямо в глаза, когда рассказывала о себе. Если бы она плела совсем уж бездарную ложь, он сразу заметил бы. А тут вот поверил, каким бы невероятным ни выглядел ее рассказ. Нет, тут все вроде бы сходится.
Но одна часть ее рассказа вызывала у него сомнения. Судя по болтовне шерифа, у нее была чудовищная репутация в городе. Конечно, этот Кловис мог соврать что угодно, лишь бы выгородить себя, но, возможно, она и впрямь пыталась соблазнить его. Он сам очень рано узнал, что женщины умело пользуются ложью для достижения своих целей. А-а, ладно! Если она не девственница, то, возможно, и его порадует в постели.