Затем он повернулся к Феликсу.
– Разве это не рискованное занятие?
– Не без того. Но мы хорошо подготовились,– отозвался доктор.
Кел продолжал мерить аналой шагами.
– Невероятно. Однако мы должны обсудить и… этическую сторону дела.– Он вдруг остановился.– Так насколько древняя ДНК?
– Очень древняя.
– Случаем, не каменного века?
– Нет, нет. Помоложе.
Феликс чувствовал, что Келу можно довериться как никому другому, хотя бы затем, чтобы получить поддержку и благословение. Появление Сэма казалось ему ответом на их с Мэгги молитвы, так, может, и Кел был ниспослан им в помощь?
– Вы верите в земной путь Иисуса Христа? – спросил он, вглядываясь в лицо священника.– Верите, что он жил в действительности, родился от девственницы, был распят и воскрес в третий день?
– Вот оно что,– отозвался Кел, явно думая, что ухватил суть разговора. – Должны ли мы знать ответы на эти вопросы, чтобы ощущать Христа в своем сердце? Христос есть не только личность, он – парадигма.
– Парадигма? – переспросила Мэгги.
– Да, то есть идея. Идея любви в контексте общества. Идея сострадания, милосердия к беднякам и беспомощным. Идея того, что можно любить других как себя самого.
– Он жил среди нас,– сказал Феликс.– Вы верите в это, не правда ли?
– Да, верю. Жил и любил людей необычайно.
Феликс свел вместе ладони. Чувствуя, что духу признаться у него не хватит, он глянул на Мэгги и прошептал ей:
– Хочешь – скажи ты.
Она подняла глаза на витражную голову ангела позади алтаря и произнесла:
– Он возвращается.
Кел улыбнулся.
– Несомненно. В Библии говорится…
– ДНК, которую я получил,– прервал его Феликс,– из ткани Туринской плащаницы, Его погребального савана. На ней остались клетки крови Христа – белые кровяные тельца из тех ран, что Он получил во время бичевания. Вот над чем я работал. Вот чьей матерью ей суждено стать.– Он показал на Мэгги.
Кел нервно расхохотался.
– Значит, пора собирать дары и седлать верблюдов?
Видя, что никто не смеется, он осекся, озадаченно глядя на собеседников.
– Это правда,– кивнула Мэгги.– Мы хотим вернуть Его в мир.
Кел схватился за голову.
– Неужели такое возможно? Не может быть!
– Может.
– Вы не имеете права. Это… это кощунство. Нельзя самовольно устроить Второе пришествие. Кто поручится, что плащаница – та самая? Уж не вы ли?
– Она подлинная,– возразил Феликс.– Я знаю.
– В нашем мире Господь может все, что пожелает,– произнесла Мэгги.– Что, если он решил вернуть Иисуса с нашей помощью?
Кел поднялся.
– А что же ваш Папа об этом думает? Разве плащаница – не собственность Ватикана?
– Я поддерживаю связь с одним туринским пастором, отцом Бартоло, но он не в курсе событий.
– Так я и думал, – отозвался священник. – Иначе у него бы нашлось что сказать, не сомневаюсь. Феликс, если ты меня разыгрываешь…
– Я не шучу. И в мыслях не было.
– Вы помолитесь за нас? – спросила Мэгги.– Пожалуйста, не откажите! – Она встала коленями на красный ковер и подняла сложенные ладони.– Прошу, благословите нас, Кел!
Тот не сводил с них оторопелого взгляда и молчал.
Феликс сел за орган и включил его. Инструмент ожил, втягивая трубами воздух. Феликс вытащил заглушку и взял аккорд из хоровой партитуры.
– Вы знаете меня с детства. Вам бы я не солгал.
– Следует ли понимать, что мне вас не переубедить?
И задержаться вы тоже не можете, чтобы мы все обговорили? Вы намерены сделать это именно сегодня, и ни днем позже?
Феликс сыграл вступление к «Аве Мария» и прошептал:
– Да.
Он согнулся над клавиатурой, легко прикасаясь к ней и вспоминая дни юности в роли служки. Когда он заиграл « Аве », его сердце наполнилось ликованием. «Славься, Мария!» Неудивительно, что на ум ему пришло именно это. Феликс наблюдал, как Кел подошел к Мэгги с неизъяснимой тревогой в глазах, видел, как он опустился с ней рядом и молитвенно сложил руки. Аве Мария. Славься, Мария.
Вместе со священником они прошли на лужайку, и утренний туман объял их, как та благодать, что разлилась по церкви, пока Кел и Мэгги молились. Феликс знал, что старый друг до конца не поверил ему, но на всякий случай просил у Господа милости.
Пожав ему руку, священник спросил:
– В котором часу вы намерены начать?
– В полдень. Если все пойдет хорошо, уже через полчаса у нас будет первый до-эмбрион.
Кел положил ладонь на плечо Феликсу.
– До тех пор я буду молиться за всех нас.
Вернувшись в дом, Мэгги и Франческа взялись вычистить смотровую до блеска, в то время как Феликс стерилизовал инструменты и убирал лабораторию. Франческа предприняла последнюю попытку их отговорить. Попытка не удалась.
Ближе к полудню Росси облачились в хирургические костюмы, Мэгги надела кипенно-белый халат. На всех троих были маски и шапочки, чтобы избежать инфекции. Феликс вымыл руки – сначала три минуты драил их специальной щеткой, потом столько же полоскал под струей, затем Франческа подала ему стерильный халат и натянула перчатки. В ногах родильной кровати установили поддон с инструментами. Мэгги легла, тревожно поглядывая на расширитель. Еще немного, и ее просьба будет исполнена.
Феликс был спокоен и собран.
– Мэгги, ты точно этого хочешь? Если нет, возьмем зеркало для девственниц…
– Точно. Долой ее, и весь сказ.
– Франческа, постоишь рядом?
Мэгги рассмеялась.
– Спасибо, Феликс, но, по-моему, довольно странно держаться в такую минуту за женщину. Без обид, хорошо?
Феликс был бы рад посмеяться, если бы не знал, что она почувствует боль и, скорее всего, не мгновенную. Он убрал инструмент на поднос.
– Позволь хотя бы сделать укол. Будет легче, поверь!
– Говорю же: ничего не надо. Как условились, раз – и все. Я готова. Давай.
Когда она схватилась за поручни, Феликс медленно выдохнул и ввел зеркало так глубоко, насколько было возможно. Как он и ожидал, Мэгги поморщилась.
– Теперь дыши интенсивнее. Сейчас я разведу лопасти расширителя. Сначала будет резкая боль и чувство, будто тебя распирает. Постарайся расслабиться. Если тебе это удастся, будет куда легче переносить…
– Да-да, к делу! – раздраженно подстегнула она, превозмогая страх.
Мэгги и не думала расслабляться, но времени больше не оставалось. Феликс проверил положение зеркала и надавил.
Ее стон был так жалобен, что доктор замер. Окажись Сэм поблизости – точно вломился бы и кого-нибудь пристрелил. Однако останавливаться было нельзя, чтобы не сделать еще хуже. Поэтому Феликс продвинул расширитель до предела и отпустил пружину, разводившую его лопасти.
Мэгги вскрикнула. Одно дело сделали.
– Благослови тебя Господи, – повторял Феликс шепотом, омывая ее изнутри, пока последние следы крови не смыло в поддон. Руки Мэгги на поручнях дрожали.
– Феликс, дай же ей что-нибудь! – не выдержала Франческа.
– Держись, Мэгги, держись! – сказал он.– Осталось немного.
Он набрал шприц и сделал ей укол анестетика. Потом взял вагинальный датчик с иглой в боковом желобе и ввел его. Отслеживая по монитору движение иглы, Феликс пронзил ею свод влагалища. Здесь ему снова пришлось стиснуть зубы – Мэгги опять простонала от боли. Конечно, она была права: с этим расширителем работалось куда легче. Вскоре два шприца, полных яйцеклетками, были бережно выложены на поднос.
– Готова, Мэгги? Вытаскиваю…– Феликс видел, как она крепче схватилась за поручни, и кивнул. Одним аккуратным движением он свел лопасти зеркала вместе и извлек его. В этот раз Мэгги только вздрогнула.
– Сейчас я дам тебе антибиотик,– пояснил доктор, набирая новый шприц. – Простая предосторожность на случай инфекции.
Мэгги прокашлялась.
– После такого любой укол нипочем.
Когда и с этим было покончено, Феликс взял ее руку и растроганно поцеловал. По щекам Мэгги струились слезы.
– Знаешь, ты удивительно стойкая.