Теперь Сэм только и думал, что об их зверских лицах, попутно задаваясь вопросом, избегаемым на протяжении одиннадцати лет: правда ли, что страховочные варианты Брауна включают в себя резню наподобие африканской, задержку поставок медикаментов против СПИДа и уничтожение неугодных? Целый год он боялся спросить, что случилось с женой госсекретаря. По рассказам (секретарь как-то раз упал в стельку пьяный посреди гаража и, рыдая, поведал ему эту историю), она застала мужа в постели со своей дочерью от предыдущего брака и в запале пригрозила обнародовать их с Брауном грязные дела. С тех пор Сэм отчаянно сдерживался, чтобы не пойти выпытывать – действительно ли жена секретаря разбилась в катастрофе, или ее смерть – дело рук Брауна.
Собирая вещи, он еще раз все взвесил и понял: надо уходить. Да и что ему оставалось? Если Браун прознает о Мэгги и примет решение, что ребенок не должен появиться на свет, придется дежурить у нее круглые сутки, а не по разу в неделю. Мэгги понадобится защитник – знакомый с оружием и равнодушный к деньгам. К несчастью, у Брауна достанет средств купить половину святых и апостолов, а значит, кроме Сэма, ей рассчитывать не на кого.
Поэтому Сэм разыграл свой единственный козырь: положился на то, что Браун симпатизирует и доверяет эму. За все одиннадцать лет Сэм ни разу не обманул его и не воспользовался своим положением и справедливо рассчитывал, что Браун не заподозрит его в афере с клонированием. Для шефа это было бы таким же нонсенсом, как богобоязненный Прометей, как публика, спокойно внимающая новости о вторжении марсиан. Сэм вел корабль по курсу, проложенному в первый год службы, и ни разу с него не сошел. Бунтарство – не в его стиле, насколько знал Браун. Он наверняка решит, будто моряк отказывает из сентиментальности, о чем заявил в разговоре.
А пока Сэм решил воспользоваться отведенным ему временем и на неделю-другую затаиться, прежде чем дать окончательный ответ. В самом деле, к чему спешить? Нет смысла подгонять события. Сейчас его беспокоило только одно: отпускает ли Браун исполнителей своей воли живыми?
Вдруг в дверь постучали, и Сэм замер, прислушиваясь. Потом сорвал с вешалки кобуру и достал пистолет.
И опять: тук-тук-тук.
Сэм вжался в стену возле двери и спросил:
– Кто там?
– Сэм, это я,– ответил женский голос.
– Кто «я»? – Он нахмурился.
– Помнишь кухню рядом с танцзалом?
Сэм возвел глаза к потолку и прошептал: «Господи! Сейчас-то зачем?», а затем открыл дверь, оставаясь, как был, за стеной.
Раздался стук каолучков, и вот она уже зашла внутрь, продолжая звать его по имени.
Он резко захлопнул дверь. Танцовщица стремительно обернулась. Ее каштановые локоны ниспадали на алый глянцевый плащ, перехваченный у талии поясом. Красные « шпильки» и лак длинных ногтей дополняли картину.
– Мистер Браун прислал меня вместо морковки. Так и велел передать.
Она медленно ослабила пояс и распахнула плащ. Под ним не было ничего. Ее кожа мерцала, как лунная пыль, в тусклом свете прихожей, а заколки в волосах сияли, точно звезды. Она вдруг повела животом в каком-то восточном танце, отчего ее умопомрачительные груди вздрогнули и покачнулись, а лобок заходил вверх и вниз. Мелочь, казалось бы, но Сэму вполне хватило, чтобы распалиться.
– Черт возьми, кто ты, детка? – произнес он уже с хрипотцой в голосе.
– Меня зовут Корал. Можешь держать меня здесь, сколько хочешь.
Он взвел курок и обошел вокруг нее.
– Продолжай в том же духе. Брось-ка мне свой макинтош.
Она скинула плащ. Сэм его ощупал и оружия не нашел. Впрочем, иного он и не ожидал: все-таки шлюха – не наемный убийца. Что ни говори, девчонка высший сорт. Он отложил ствол и обошел ее снова – ощупывая только глазами. Потом она подняла руки и заиграла бедрами еще живее. Сэма бросило в дрожь, и все же он не прикасался к ней, хотел сохранить это зрелище в памяти. Выждав, пока он не очутится сзади, она расставила ноги, качнулась, проведя волосами по полу и замерла, обнаружив прелестнейшей формы киску.
Сэм, исторгнув утробный рев, потянулся к ней, срывая на ходу ремень. Корал, видимо, поняла, что перестаралась. Она обвила его сзади и держала, пока тот кончал в штаны.
– Что, долго постился? – спросила она, когда Сэм немного остыл.
Перед глазами всплыл образ Мэгги. И тут же его осенило, что он не может пренебречь Корал, иначе Браун точно заподозрит неладное. У него просто нет другого выхода, кроме как переспать с ней.
– Не бойся, милая, это только затравка.
Спустя час они перепробовали все мыслимые позиции. Корал, будучи профессионалкой, могла сдерживаться сколь угодно долго. Сэм трудился до седьмого пота, пока наконец не получил вожделенного приза – соски ее стали твердыми, она зарделась и громко застонала. Настоящий, а не наигранный оргазм. С особым удовольствием Сэм понаблюдал за ней и закончил следом.
Обнимая ее в полудреме, он вытащил из каштановой пряди шпильку, усаженную сияющими камнями, повертел в пальцах и воткнул обратно.
– Похоже на бриллианты. Это что, «жучок»?
Она улыбнулась, обозначив симпатичные ямочки на щеках.
– Не-а.
– А если бы был, ты сказала бы?
– Не-а.
Сэм хмыкнул и тут же спохватился, что ничего о ней не знает.
– Справедливо. Скажи лучше, как ты дошла до такого?
Свет не зажигали, лишь редкие солнечные лучи пробивались сквозь задернутые гардины. Похоже, снаружи было около трех часов пополудни.
– Только правду и ничего, кроме правды?
– Именно.
– Когда я была молодой и наивной,– проговорила Корал, лениво чертя ногтями по Сэмову животу,– мистер Браун увидел меня в постановке. Поначалу я его не подпускала – ни-ни, но за три месяца он ухитрился бросить весь мир к моим ногам – деньги, шмотки, личные самолеты, премьеры в Ла Скала…
– А потом?
– Потом он исчез. Был – и сплыл! – Она щелкнула пальцами.– А я – снова в кордебалет. Прошло еще три месяца, и однажды вечером меня встретил за кулисами его дворецкий с одежной картонкой. Гляжу – а там черное атласное платье с декольте и черные «лодочки». Я переоделась, он отвел меня к лимузину. Там ждал Браун с букетом цветов – черных колокольчиков, точь-в-точь как мое платье. Он сказал, это черный лизиантиус, диковинка под стать мне. Рядом с ним сидел актер – имени не скажу, хотя все его знают – недавно получил « Оскара ». Все наши девчонки по нему с ума сходят. Поехали в «Альгамбру». Помнишь, там еще пруд с лотосами?
Сэм помнил. Почти два года этот ресторан собирал богемные толпы. Лимузины останавливались у крыльца с регулярностью автобусов.
– Да, только чтобы заказать столик, требовалось иметь знакомого, который знал помощника распорядителя.
– В тот раз было проще – Браун снял его целиком. В одном зале играли на цитрах, шеф-повар (и он же владелец) готовил и подавал собственноручно. Сам президент не сумел бы такое устроить.
– И что было дальше?
– Мы пили бренди урожая чуть ли не колумбовых времен, и тут Браун достает алмазное колье с подвесками из изумрудов. Крупных изумрудов. Все, что от меня требовалось,– показаться перед актером топлесс.
– И всего-то? Ну-ну.
– Хочешь верь, хочешь не верь. Я поначалу поплакала, но Браун сказал парню: «Распустишь руки – пожалеешь, что родился на свет» или что-то вроде того. Звучало очень убедительно. По крайней мере, для парня.
– Ты, конечно, показалась?
– Не сама. Браун расстегнул платье, медленно снял верх и надел на меня колье, пока тот тип таращил глаза. Просто сидел и глазел. Молча.
– Наверное, онемел от счастья. – Сэм погладил розовый сосок ее безупречной груди.– И когда же ты… ну, прошла по полной?
– Через полгода. В том же ресторане. С тем же актером. Я – снова в слезы, он пишет чеки: на десять тыщ, двадцать, пятьдесят. Не проходит недели, как он выписывает еще один – на сотню. Однажды метрдотель возвращается и видит, как этот тип имеет меня прямо в кресле.