Солнце давно перешагнуло зенит когда Арис вернулся. Счастливо улыбаясь, сел с ней рядом:
— Глафира! Благодарю тебя! Никогда я не забуду этот день! Ничего прекрасней я не видел. Если б мое племя было живо, я бы положил жизнь, лишь бы достать пару таких коней и вырастить из них новый табун. И хоть теперь мне этого не сделать, я буду этот день помнить до самой смерти!
Она вымолвила:
— Что ж. Хоть чем-то угодила. И хорошо. Вернемся в лес?
— Спешить некуда, — сказал беспечно Арис и сел рядом с ней. — Охранитель Ондрат сказал, что ждет меня после вечерней росы. Посидим еще, я погляжу на них. Умные они. Мы с вожаком подружились.
— Как пожелаешь, гостюшко! — произнесла она.
— Глафира, скажи, не взяла ли с собой еды?
— Еда найдется! — кивнула она, — сейчас…
Она повторила то, что делала прежде и оглядывая появившиеся продукты, Арис спросил:
— Как это появляется? Возникает из воздуха?
Она покачала головой:
— Раз тут прибыло, значит где-то убыло. Это из нашего склада. Что тут появилось, там испарилось.
Арис ничего не ответил, и взялся за еду. Потом проговорил с набитым ртом:
— Твоя еда получается лучше, чем у охранителя Ондрата.
— Дядюшка потому меня и держит, что я домовитой волшбой владею.
— Спросить тебя хочу… — вдруг произнесла она.
— Спроси!
Она вздохнула.
— Что за девица была? Которая из-за тебя на себя руки наложила?
— Тебе голову солнцем напекло, Глафира? — усмехнулся он. — О какой девице речь?
Тихий всплеск прервал их. Из борозды, наполненной водой, опираясь призрачными руками на сушу показалась водяная дева. Голос, лишившийся скрипа и звенящий, как текучая вода, сказал:
— Не виновен он. Видала его сестрица через солёную воду у дальнего берега. Спал он нал краем мира и батюшка наш на него смотрел, потому и узнала его сестрица. Ну, здравствуй, — её призрачное лицо повернулось к нему. — Нашел ли ты волков, что надобны тебе были? Ведь пока снег у Океана не растает, не стечет ручейками, не узнать нам, что на снежных равнинах делалось, а любопытно.
Арис некоторое время смотрел на нее, а потом сказал:
— Да.
Всплеск повторился и рядом показалась еще одна голова:
— Ну что сестрица, не разговорчив гость? Может пригласим его в свои чертоги? У нас прохладно в самый жаркий день, травы танцуют и мы танцуем с ними.
— Хочешь к нам? Такой красивый! — это раздалось уже сзади и ледяные пальцы коснулись руки Ариса. Он вздрогнул и повернулся.
— Нет бойся нас! Мы любим шутить с молодыми парнями. Гибель свою помним. Ищем виновных и маним в свои чертоги, чтоб поиграть. Но тебя нам не взять — ты не виновен пред нами, да и батюшка наш не велит тебя трогать, — сказала та, что вынырнула первой. — Приходи к нам хоть днем, хоть ночью. Свободно на златогривах под звездами летай.
— Батюшка наш — Океан, он тебе шлет поклон и велел нам помогать тебе, если в беде окажешься. А ты, — лицо русалки повернулось к Глафире, — не говори о том что сейчас слышала никому. Даже дядьке своему. Поняла?
Глафира кивнула. Всплеск и русалки снова скрылись в воде.
— Океан меня видел⁈ — тихо прошептал Арис.
— Прости, что худое про тебя подумала, — сказала Глафира и вздохнула. — Русалки пасут наших златогривов и сторожат их. Горе тому, кто захочет украсть коня… затащат в воду, от них не скрыться.
Ее передернуло:
— Эти девы — прежде были людьми, да потом пострадали от несчастной любви. Всех их парни обманули и утопили, чтоб свои дела прикрыть. После смерти они стали такими вот. И жить им в воде пока мир не кончится…
— Вот почему ты спросила кого я убил.
— Да. Как одна из них сказала давеча, что знает тебя, подумала я, что через тебя она погибла. Я русалок люблю. Они хорошие, веселые. Их печали прошли, теперь они дочери Океана. Я о них много знаю, часто сюда прихожу. Это место «тихое». Здесь дядькины уши не достанут. Там, в лесу он все слышит, а тут нет у него силы.
— Говорят, Океан хозяин всей воды? — спросил Арис. — Как же у него нет власти в лесу? Ручьи, озера.
Глафира вдруг усмехнулась:
— Ох, сказал ты! Наш лес ведь какой?
Она тут же осеклась и прикрыла рот ладонью. Арис быстро спросил:
— Какой?
— Ээээ… да обычный, какой! Лес простой, — неловко сказала она.
— Глафира! Начала, так уж закончи.
Она только хмыкнула.
— Я не скажу твоему дяде ни слова!
Глафира протяжно вздохнула и посмотрела на него испытующе.
— Не скажешь? Иначе будет у меня беда. Ладно, слушай. Многое из всего устройства и мне не понятно, но что знаю — скажу. Лес у нас не живой, а каменный. Потому, что Сердце не древо живое, а каменный мост. Тут, с изнанки мира это видно. Взгляни на него — каменный истукан это. Вот каково Сердце. Тебе не приходилось у нас в лесу на траве сидеть? Живая трава соками полна, в живом лесу всюду сыро, лесу нужна вода, а у нас везде сухо. Камень воды не ищет. Лесной народ живет силой огня, а вода стихия Океана. Потому нам и нужны эти поля. С той стороны Сердца ничего не растет.
— А… трава? — спросил он. — И вода, у вас же есть вода, я видел!
Она опустила голову:
— Трава и листья, все из зеленой пыли каменной. Потому так много у нас цветов и так красиво — не живое все это. Как придем, сорви травинку, погляди. А вода… она есть, да только не живая у нас и вода, она по свету не кружит, лежит в каменных ложах. Дальше, в лесу есть река Нимубелла из настоящей воды, она Лесной край делит надвое — на этом берегу Сердце, на том — Оплот. А река Нимубелла тоже с двух сторон течет, с нашей стороны, где Лесной край Нимубелла течет к Океану, а с той стороны, где мы сейчас сидим, река из огня и течет она к Истоку потому и зовут ее — Смородина, что вместо воды в ней огонь. И более ни о чем меня не спрашивай. Лесьяр сотворил это великой волшбой.
— Только дядьке не говори, что я тебе рассказывала! Секреты наши никому не выдаются, он сердиться будет, — спохватилась она.
— Не скажу, обещал же, — повторил Арис. — Я ещё к коням подойду, потом назад отправимся.
Арис вернулся, когда край неба уже горел алым.
— Пора назад.
— Верно, пора, — задумчиво проговорила Глафира.
Они пошли к древу и Арис сказал, задрав голову:
— Гляди — первая звезда зажглась.
И она вдруг всплеснула руками:
— Батюшки! Мы ж в вечернюю зарю идем, нас в лес мостом выведет, а не к Сердцу! Ох, дурная моя голова! Быстрее, гостюшка, быстрее!
У каменного исполина, она приложила к стволу руки и начала рисовать узор, проговаривая слова. Небо быстро темнело.
Глафира толкнула его и Арис вдруг оказался в лесу, один. Густая тьма, слабо разбавленная звездным светом, царила под деревьями. Лес был полон шума — то тут, то там раздавались смех, песни и веселые крики. Арис наугад пошел вперед. Глафиру искать он не стал, сама найдет дорогу, ему бы ещё не заблудиться.
С беспокойством он поглядывал на небо — совсем темно уже, эх, опоздал он.
Вскоре впереди затрещали ветки — будто кабан рвался сквозь чащу. Треск приблизился, дрогнули листья, однако вместо дикого зверя перед ним оказался Вторак. Голый по пояс, а на шее повязана алая лента, холщовые штаны почти спали и едва держаться на бедрах.
Мутный взгляд остановился и лицо Вторака исказила улыбка, похожая на оскал. Он раскинул руки, двинулся к нему и произнес совершенно пьяно:
— Бра-атец! А мы тебя ищем — дядька послал за тобой! Снежич пол леса обежал, ни следочка! А я тебя только что учуял! Где ты так славно укрылся то, а⁈
— Покажешь куда идти?
— Покажу? Да я сам тебя отведу, братчик мой, что ты! — Вторак похлопал Ариса по плечу так, что кости затрещали.
Сквозь пьяную маску проступило на миг звериное лицо, Вторак будто оценивал его силы. Он снова положил руку на плечо Арису и усилил нажим:
— Я ведь тебя искал днем ещё. Все хотел спросить, поединщик ты, аль нет? На кулаках, или на палках, кто кого уложит? Случалось тебе силами мериться?