Бренд смеется ему в ответ.
— Ты хочешь сказать, что пришел сюда не ради мести. Что ты не хочешь увидеть меня мертвым. Я похитил твою дочь. Я сделал посмешищем великого Джека Идена.
Я вбегаю в комнату.
— Папа, — кричу я.
Отец поворачивается ко мне, и я вижу вспышку чего-то знакомого в его глазах. Я всю жизнь видела этот взгляд отца с любовью.
— Убирайся отсюда, Лилиана, — говорит он.
— Нет, — отвечаю я, продвигаясь вглубь комнаты. — Я не ребенок. Я тоже хочу участвовать в ваших разборках.
— Выйди отсюда, Лилиана, — говорит Бренд.
— Нет. — Я делаю еще один шаг поближе к Бренду. Я знаю, что Бренд не выстрелит в моего отца, но я заметила в глазах отца, что он почти готов убить Бренда.
— Лилиана, — зовет отец, его голос звучит резко. — Это приказ и не подлежит обсуждению. Уйди отсюда. Сейчас же. Это дело касается только меня и Бренда.
— Нет, папа, это касается не только тебя. Это касается и меня тоже. Бренд — сын садовника Джона, папа. Помнишь его? Из-за меня ты его уволил. Здесь есть моя вина. Всего лишь один невинный поцелуй. Мне не следовало жаловаться тебе. Я все только усложнила. И из-за этого потом с Брендом стали происходить просто ужасные вещи, и мы в этом виноваты, папа.
Мой отец держит Бренда на мушке.
— Папа, если ты причинишь Бренду боль, я больше не смогу нормально жить. Я всегда буду чувствовать себя виноватой. Ты этого хочешь? Пожалуйста, папа. Я простила его за свое похищение. Ты тоже должен его простить. Он не плохо со мной обращался. Он не был жестоким. Он просто совершил ошибку так же, как и я. Посмотри на меня, папа.
И прежде, чем мой отец успевает ответить, происходит странная вещь, один из людей Бренда врывается в комнату с пистолетом в руке. Он с разбегу врезается в кухонный стол и невольно нажимает на курок, вылетает пуля. По идеи, пуля должна была всего лишь проделать дыру в потолке, но она отскочила от металлической трубки на люстре, поэтому срикошетила мне прямиком в живот.
Ощущение от ранения, будто тебе в плоть воткнули раскаленную добела кочергу. Боль адская. Я ору, от удара падая на пол.
А потом передо мной начинает все двигаться в замедленном темпе. В комнату вбегают другие мужчины. Начинается паника и замешательство, как в сюрреалистическом фильме. Бренд тут же забывает о моем отце, отбрасывает пистолет в сторону и бежит ко мне. Он в шоке, его лицо белое как полотно. Он поднимает мою верхнюю часть тела и кладет к себе на колени. Он так потрясен, что не может даже ничего сказать. Папа стоит от меня по другую руку. Он сразу же звонит по телефону, вызывая вертолет, который поджидает у фермерского домика. Он раздает указания, затем связывается с лучшим хирургом в Лондоне, которого, по-видимому, захватил с собой на своем частном самолете, чтобы тот был наготове. Он даже уже знает, в какую больницу меня отвезут.
Я начинаю чувствовать головокружение, поэтому зову отца. Не обращая внимания на Бренда, он садится передо мной на корточки.
— Помощь уже в пути. С тобой все будет хорошо, — спокойно говорит он.
Я чувствую, что у меня кровотечение.
— Неужели я умру?
Бренд крепче прижимает меня к себе.
— Нет, ты не умрешь. Я не позволю тебе умереть.
— Папа, ты же знаешь, я ненавижу видеть, как льется кровь, правда?
Он касается моих волос.
— Не смотри вниз, дорогая. Только не смотри вниз. Все будет хорошо. — Он сжимает губы, и я замечаю белую складку вокруг его губ.
Я смотрю в глаза отцу.
— Если я потеряю сознание, не трогай его, папа. Я люблю его. Я всегда его любила.
Глаза моего отца расширяются от шока.
— Он преступник, Лилиана.
— Он может измениться, — шепчу я. Чувствую, как боль отступает.
— Преступники не меняются, — резко говорит он.
У меня опять кружится голова.
— Папа, помнишь, ты рассказывал мне историю про проститутку и монаха?
Он пристально смотрит на меня.
— Мне казалось, что ты совсем не слушала мои истории.
— Слушала. Я монах или проститутка?
На его глаза наворачиваются слезы.
— Ладно, Лилиана. Хорошо. Будь, по-твоему.
— Я сейчас немного посплю. Не вздумайте выяснять отношения.
— Нет, не закрывай глаз, — резко произносит отец. — Только не закрывай глаз, дорогая.