Но лицо Ксении, залитое слезами, стояло перед ним. Он сам себе удивлялся, почему не бросился целовать это любимое лицо, эти яркие васильковые глаза, почему легко отпустил её бродить и шататься по городу и кричать своё невразумительное: «Там кровь...» Как мог он так легко отступиться от своей любви, от которой долго страдал и которую так и не смог выжечь из своего сердца.
Он вспоминал, как охватила его скованность, он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, только смотрел и смотрел на неё, не в силах ни слова вымолвить, ни обхватить её.
Страх перед ней, страстное желание не обидеть, не дать зародиться в душе грязному чувству. Уж не почитает ли он её святой, уж не стоит ли мысленно перед ней на коленях? Святая? Нет, он никак не мог представить себе святой эту женщину, которую любил, которую иногда ненавидел. Нет, она не святая, твердил он себе. Почему же такой трепет и благоговейный страх охватывал его, когда он её видел, почему немели уста и терялись все слова, что находило на него и сковывало не только губы, но и движение?
Она шла своей дорогой, и ей не нужны ни его защита и помощь, да и самая любовь его... Любовь? Как он понимал это чувство? И Степан впервые задумался о том, какой же любовью любит он Ксению? Что же это за чувство? И почему она избегала и не хотела его любви?
Ясно понял он только сейчас. Для него любовь была привычным, общеизвестным чувством. Он хотел её для себя одного, он хотел её любви только для него, Степана. Он не хотел делиться ею ни с кем...
Так вот она какова, земная и грешная любовь. Только для себя, только чтобы утешить это чувство своей собственности. Ксения не была его собственностью. И это бесило его, заставило пойти на подлое преступление, заставило домогаться силой, насилием. Он так хотел унизить, растоптать её, чтобы она приползла к нему, чтобы молила о пощаде у его ног.
Степан схватился за голову. Каков же он сам, если даже в таком чувстве, как любовь, любил только себя?
Мысли терзали его, кололи его мозг, словно иголки, он метался по дому, не в силах сдерживать стоны и ненависть к самому себе.
Он бросился на колени перед образом Божьей Матери, пытался молиться, но с образа голубыми глазами глядела на него Ксения.
«Не замолить греха, — вдруг подумал он. — И не главное тут Ксения, а его душа, мелкая, себялюбивая, ничтожная и порочная».
И показалось ему, что и не было этого лёгкого прикосновения в церкви и сияющего шатра, что не коснулось его блаженство и радость, что всё это наваждение. И нет ему пощады и прощения...
Глава XIII
Три недели назад Екатерина Романовна Дашкова разрешилась от бремени мальчиком. Крестила его императрица, крёстным отцом стал наследник трона девятилетний Павел. Наследника Дашковых назвали Павлом[38] в честь крёстного отца.
Дашкова всё ещё не могла прийти в себя после долгих и трудных родов. Она не бывала при дворе, не знала всего, что там происходит. Слухи доходили до неё от дяди-канцлера и начальника Тайной канцелярии — хотя она и называлась теперь по-другому — Панина, от дяди Михаила Илларионовича Воронцова, не потерявшего своего влияния при дворе и после переворота.
Многие новости приносил князь Дашков, целиком погрузившийся в оборудование и улучшение условий кавалергардского полка. Он не жалел денег, и княгиня знала, что Дашков опять по уши в долгах. Сама она старалась экономить на чём только могла, но содержание полка, его обустройство влетало в копеечку.
Она ласково корила князя, но он был и от природы легкомысленным и умевшим только проживать деньги, проигрывать и раздаривать. Дашкова не носила пышных платьев, экономила на провизии, и, когда князя не было дома, обеда у неё не подавали.
Слуги роптали, но сама княгиня перехватывала кусок-другой домашних свежеиспечённых булок и тем ограничивалась.
Несмотря на жесточайшую экономию, в доме не оставалось денег, не хватало провизии. Княгиня с ужасом думала о том, как сократить расходы, оставляя себе только на самое необходимое, но князю не перечила и выдавала деньги по первому его требованию.
Свекровь, мать Дашкова, высылала им довольно скромную сумму, хотя всё наследство после смерти отца досталось сыну. Он хозяйством не занимался, оставив мать командовать всеми доставшимися ему поместьями. Ежемесячная сумма денег далеко не покрывала нужд семьи, но князь знал, что молодая княгиня как-нибудь выкрутится, и ни в чём себя не ограничивал.
Всё больше и больше Дашкова понимала, что князь ей в хозяйственных нуждах не помощник, и старалась не докучать ему разговорами о деньгах и доходах. Только теперь поняла она богатейших князей Шуваловых, женщины которых всегда были одеты хуже и беднее всех придворных. Она поняла, что и они, при всех своих богатствах, часто не имели денег, чтобы свести концы с концами.
38