Шум вокруг стал утихать...
— С ума съехала, не выдержала, — различил в общем шуме отдельные слова Степан...
Как в тумане двигался он вместе со всеми в похоронной процессии, словно сквозь вату слышал заупокойное пение в церкви, едва переставляя ноги, шёл обратно со всеми... Одумается, опамятуется, придёт в себя, говорили в толпе. Бедная, бедная, знать, так любила мужа, что не смогла пережить его смерти. Ничего, пройдёт срок, забудется, ещё и замуж после захочет, молодая же ещё, кровь с молоком. Красавица такая. Долго во вдовах не засидится...
Степан краем уха слышал все эти разговоры, но предчувствие какой-то страшной беды поднималось из самой глубины его естества. «Что же это, Господи, — тупо повторял он про себя, — что же...»
И никак не мог понять, как всё случилось, как всё произошло...
Почему она вдруг вообразила себя Андреем, почему ей это вошло в голову, значит, она действительно сошла с ума, значит, она безумна? «Нет, нет, никогда я в это не поверю, никогда, она не может быть безумной...»
И вдруг страшная мысль пронзила всё его существо — она любила Андрея, мужа своего, такой же безумной любовью, она надела его костюм, чтобы быть хоть на капельку, на какую-то долю ближе к нему, ощутить запах родного тела, как он, Степан, вдыхал запах её носового платка, украденного случайно. Она не могла поверить, не хотела поверить, что его больше нет. Она безумно любила его...
Он поник головой. Если она так любила, любит Андрея, она никогда не выйдет за него. Ведь так же точно он отказался от всех радостей жизни, он любую красавицу видел уродливой. Это значит, никогда, никогда она не будет его женой...
Он застонал от этой нечаянной мысли. Тогда это пришло ему в голову, тогда он на секунду прозрел. Он тут же отогнал эту мысль. Нет, не может быть. Пришли на ум все слова, которые говорят на похоронах: живым жить, мёртвым — могила. Нет, Андрей держал Ксению мёртвой хваткой. Нет, нет, она должна забыть, она забудет его, она станет его, Степана, женой, а уж он-то...
Но ведь и он сам видеть никого не хотел, он не мог смотреть ни на одну из женщин, ему не нужен был никто. Только она. Так и ей... не нужен никто, только Андрей, живой или мёртвый. Как же должен быть затуманен разум человека, если он погибает от любви, не может выбросить её из головы. И Степан твёрдо решил затоптать, смять, уничтожить эту заразу, вселившуюся в него, убить своей рукой, рассудком, выбросить вон из головы, если он ещё хочет жить.
«А тогда зачем жить? — вяло подумалось ему. — Пить, есть, петь в капелле, ублажать кого-то, зачем тогда всё? Лучше умереть...»
Но надежда снова и снова просыпалась в его душе. А вдруг она очнётся, забудет, полюбит его, вдруг произойдёт непредставимое. Вот так и бросался он от одной до другой крайности эти долгие десять лет...
Федька возник перед ним бесшумно. Словно призрак. Степан очнулся от дум.
— Беда, барин, — тихо сказал Федька, — а и правда похоронный звон.
— Что, что? — нетерпеливо выкрикнул Степан. — Что ещё там такое?
— Государыня преставилась, — крестясь мелкими и частыми крестами, сказал Федька.
— Какая ещё государыня? — дико закричал Степан. И осёкся. — Государыня наша императрица?
— Она, барин, она, — тихонько, словно был виноват в этом, отошёл Федька от барина, — упокой, Господи, её душеньку...
— Ну, стало быть, так, — перекрестился и Степан. — А то уж я было подумал...
И тут же отчаянно завертелось в голове. Но ведь это значит — никаких свадеб, никакого венчания, ни один поп не станет венчать их.
Степан стиснул зубы. Вот она судьба, всё одно к одному. Как говорится, бедному жениться и ночь коротка...
Он стиснул зубы. Так не бывать же этому, чтобы судьбе своей стал он подчиняться. «Преломлю судьбу через колено, — с холодной яростью подумал он. — Не венчают, так вот я же венчаюсь...»
— Закладывай свадебную карету, — бросил он Федьке, — да поживей...
— Батюшка, не вели казнить, вели миловать, — бухнулся Федька ему в ноги, — засекут...
— Тебя не засекут, — угрюмо бросил Степан, — я приказал, мне и ответ держать.
«Будь что будет, — с той же холодной яростью думал он, — сама судьба против, и перед ней ответ держать стану. Всё равно поеду венчаться, пусть хоть все царицы на свете умрут... Чтоб ей неделю назад, а то неделю вперёд, нет, вот этот же час...»
И поспешно вымел из головы эти жуткие мысли. Недолго так и до греха дойти. «Ай, не грех это, — шепнул кто-то в душе, — венчаться в день смерти?»
«А пусть, будь что будет, — решил он. — А я по-своему сделаю, долго я собирался...»
Федька исчез, со страхом взглянув на господина. Никогда ещё не видел он его в таком остервенении и ярости. Она прорывалась в его злобном, неистовом взгляде, в его крепко сжавшихся губах, в пальцах, стиснувших края бархатного халата.