У меня оживает телефон. Незнакомый номер. И я долго колеблюсь, прежде чем принять звонок.
— Ива, — раздаётся далёкий Самохинский голос сквозь помехи. — У вас что-то случилось?
— Пока нет, — качаю головой, — я думала, это у вас что-то случилось. Я звоню вам каждый день, а вы не отзываетесь.
— Андрей Ильич тебе рассказал?
— О чём? — задаю машинально вопрос и понимаю: Андрей что-то скрывает от меня. Это болью отзывается в груди. Сердце бьётся неровно и быстро.
— Значит, не рассказал. Уходите, Ива. Уходите от офиса. Не стойте, как призовая мишень.
Он говорит это так, что я слушаюсь. Ускоряю шаг.
— Я нашла кое-что, — спешу ему сказать. — Не знаю, что это: шифр или код. Я уверена, что это оно. Может, номер банковского счёта?
Самохин закашливается. Молчит.
— Они же не единожды перевернули весь дом.
— Они не там искали, — улыбаюсь грустно. — Это всё время торчало перед глазами. Инвентарный номер на часах в мезонине.
— Так просто? — хмыкает Самохин. По голосу слышу: сомневается.
— Не очень просто. Это случайность. Мы нашли старую фотографию, где мой отец и мать держат эти часы. И знаете что?
Я перевожу дух и ныряю в пустую аллею.
— Что? — в голосе Самохина — искры интереса прорываются сквозь тусклую усталость.
— На фотографии совсем другой номер. Отличается. Это как раз то, что нужно!
— У вас документы с собой? — задаёт он резкий и уверенный вопрос. Словно проснулся от спячки.
— Да, конечно. У меня всегда с собой документы. Мало ли что?
— Тогда слушайте меня внимательно, Ива, — начинает Самохин выдавать чёткие инструкции, а я пытаюсь запомнить всё правильно.
53. Ива
Он всё предусмотрел, мой отец. И от этого — ещё страшнее. Предвидел смерть? Знал точно? Я сто раз пожалела, что разрешила Андрею жить в моём доме. Я не должна была, но согласилась. А сейчас испытывала чувство вины и мучительно думала, как убедить его держаться от меня подальше.
Это был номер банковской ячейки. А один из трёх ключей от часов — именно тот самый. Я даже знала, какой. Старая фотография рассказала о многом. И номер инвентарный не совпал, и одного замка на фото не существовало.
Я носила его с собой. С того дня, когда догадалась. Поэтому я так настойчиво искала Самохина. И не зря: он понял меня с полуслова.
Не знаю, на что рассчитывал отец. Мог ли он знать о том, что фото хранится в бабушкином альбоме? Или его там никогда не было, а появилось той ночью, когда кто-то якобы устроил погром в моей комнате в коммуналке? Я склонялась к последнему варианту. Вряд ли бабушка, выгнавшая дочь из дому, хранила бы фотографию счастливой парочки.
Меня приняли без вопросов. Фамилия Кудрявцева распахивала двери. Может, ещё поэтому он настаивал в завещании, чтобы я сменила документы? Хотел всё передать мне. Как жаль, что при жизни он не захотел ни встретиться, ни поговорить. Ни спросить: а нужны ли мне его дом, богатства и опасность, на которую он меня обрёк.
В ячейке меня ждало письмо и ещё один ключ. Никто бы и близко не подобрался к его сокровищам. Только я. Может, ещё поэтому я до сих пор жива? Но вряд ли тот, кто охотился за Кудрявцевым, мог знать такие подробности и нюансы. Или всё же мог?..
«Дорогая дочь. Я десять раз начинал и зачёркивал обращение к тебе. Потому что одним словом никак не выразить, насколько ты действительно мне дорога.
Ива. Иванна. Ивушка. Когда-то в шутку я говорил Вале, что хочу дать такое имя дочери. Тогда мы не думали о детях. Я не думал. И когда оставил Валю, чтобы уберечь и спасти, не мог знать, что у нас есть ты.
Не хочу оправдываться и рассказывать, какой я замечательный человек. Это не так. Я никогда не был хорошим. Чаще был плохим. А если ты сейчас читаешь эти строки, значит ко всем моим отрицательным чертам, я ещё и умер.
Я мечтал о встрече с тобой. Готовил комнату в доме. Сочинял слова, которые скажу, когда впервые посмотрю в твои глаза. А потом понял, что не смогу. Разрушу твою жизнь. Искалечу. Как сделал это когда-то с твоей матерью. Но уйти и оставить всё кому-то — выше моих сил.
Ты моя дочь, моя кровь. И всё, что моё, принадлежит тебе. Я знаю, что тебе очень нужны деньги. И знаю, зачем. Теперь они твои. Сделай то, что задумала, и живи на полную катушку. Так завещаю тебе я — плохой муж, никчемный отец.
Я даже не прошу простить — такое не прощают. Прошу взять то, что твоё по праву. Это мой способ сказать «люблю». По-другому не умею и не научился. Не успел».