В саду я нашла скрипучие качели с почти прогнившим сиденьем. Нужно попросить Виктора, пусть заменит. Мне понравилось качаться. А ещё там была беседка — светлая и ажурная. Здесь тоже можно будет работать и дышать воздухом. Я уже собралась идти в дом, когда в малиннике услышала подозрительный шорох и жалобный ойк.
Сердце сжалось в груди. От неожиданности я испугалась того, кто прятался в кустах, хотя умом понимала: среди бела дня вряд ли кто проник ко мне со злым умыслом. С другой стороны, здесь можно и не докричаться… Слишком уединённо и в отдалении от других соседей. Это не пятачок, когда дома прилеплены друг к другу и можно кричать с уверенностью, что кто-нибудь обязательно услышит и поспешит на помощь.
Не знаю, что в таких случаях заставляет не бежать прочь, а делать всё наоборот — лезть в пекло, чтобы понять, что же тебя напугало. Я полезла в кусты. Раздвинула рукой слишком разросшиеся ветви.
Она сидела там — исцарапанная и несчастная. Тихо лила слёзы, но молчала. Девочка. Кажется, дочь соседского грубияна, но точно я сказать не могла, потому что видела её мельком с утра.
— Ты как попала сюда? — спросила, протягивая руку. Ребёнок с радостью уцепился за мою ладонь.
— А ты секреты хранить умеешь? — голос у неё тонкий и звонкий. А ещё девчонка смешно шепелявит — старательно, отчего получается у неё выговорить противный звук не очень, но зато она старается.
— Умею, наверное, — пытаюсь сохранить серьёзное лицо, — но, думаю, домой тебе всё же вернуться надо.
— Я знаю, — тяжело вздыхает ребёнок, рассматривая свои расцарапанные в кровь ноги и руки.
— Пошли, я обработаю тебе царапины.
Она идёт за мной доверчиво, вприпрыжку. Тёмные волосы с завитками на концах подпрыгивают ей в такт.
— Меня Катя зовут, а тебя? — спрашивает она, пытаясь задрать мордашку повыше, чтобы исхитриться и заглянуть мне в лицо. Она меня изучает. Пристально.
— Ива, — замедляю шаг, чтобы Катя за мной поспевала.
— Как дерево? — округляет малышка забавно глаза.
— Почти, — улыбаюсь невольно. Она, наверное, всех очаровывает с первого взгляда. Искренняя, бесхитростная, наивная очень. Не всем детям удаётся это сохранить. Наверное, это черта характера всё же — открытость. — По-настоящему меня зовут Иванна, а так — Ива. Как тебя Катя и Екатерина.
— Екатериной папа зовёт меня, когда сердится, — звук «р» малышка выговаривает тоже тщательно. Но с «р» у неё получается лучше, чем с «ш». Поэтому Ива лучше, правда?
— Лучше, конечно.
— А ещё папа говорит, что с чужими разговаривать нельзя. И ходить никуда нельзя. Но мы же познакомились? Ты же теперь не чужая?
Логика у ребёнка своеобразная. Я останавливаюсь на крыльце.
— Вообще-то папа прав. Нельзя уходить потихоньку и нельзя подходить к чужим. Поэтому мы сейчас немножко полечимся и пойдём назад, домой. Договорились?
Она с готовностью кивает, но с нетерпением поглядывает на дверь. Ей хочется попасть внутрь. Любопытная козочка. Катя забегает в дом и тут же хватает наглого кота. Вот же — он, оказывается, обжился — спит на диванчике в прихожей, а я о нём напрочь забыла.
— Ой! Котик! А как тебя зовут?
Кот страдальчески щурит глаза, но вырываться не спешит. Уши только прижал, будто боится, что сейчас ему трёпку зададут.
— Это Васька, — говорю неожиданно для самой себя. С чего я взяла?.. Может, он чей-то? Но пусть для меня будет Василием. Какая разница? Раз уж он ненадолго стал моим. Кот напрокат. Мой первый гость, переступивший порог дома. Может, это он и Катю намыл, когда деловито возил лапой по ушам?
— А это не больно? — косится девочка на перекись и зелёнку.
— Немножко будет щипать, но я обязательно подую. Ты же смелая? В малину полезла? Ранки нужно обрабатывать, иначе могут воспалиться.
Перекись водорода шипит, и Катюшка смеётся. Зелёнка идёт чуть хуже.
— Ай-ай-ай! — кричит она. — Дуй же, дуй! Она крепится, но слезинки всё равно прорываются наружу и текут по щекам.
— Всё, всё, — успокаиваю я её, прижимая к себе. Катя доверчиво льнёт, хоть и всхлипывает.
— А ну отойдите от ребёнка! — мы с малышкой вздрагиваем одновременно при звуках этого густого властного голоса.
Я поднимаю глаза. Катя сжимается, как от удара и цепляется за меня ещё сильнее. Ей лучше. Она к разъярённому отцу — спиной. Чего не скажешь про меня.
— Я неясно сказал? Отойдите от моей дочери! — рычит этот мрачный демон, сверкая чёрными глазищами.