Он уверенно наливает коньяк сам. В два стакана — на донышко. Я беру стакан в руки, но пить не собираюсь. Просто поддержать компанию, раз ему приспичило. Странно, но мне не хочется его выгнать. Он… колючий, но уютный. И чёрные джинсы с футболкой на нём отлично сидят.
— Не пьёшь? — кивает на мой стакан. Я отрицательно качаю головой. — Правильно. Не нужно. Совсем не пьёшь? — уточняет, пытливо разглядывая меня из-под опущенных ресниц. Он немного расслабляется, делает маленький глоток.
— Можно сказать, совсем.
Глоток вина, навязанный Никитой, всё же не даёт мне права сказать, что я не прикасаюсь к спиртному вообще.
— Сколько тебе лет, Ива?
Это не допрос. И даже не интерес, как мне кажется. Просто он вежлив. Не сидит молча. Развлекает меня по-своему.
— Двадцать шесть.
— Я думал, меньше.
Не ново. Многие думают, что мне и двадцати нет. Хотя «многие» — громко связано при моём уединённом образе жизни. Но я всё же не в монастыре прожила, приходилось сталкиваться с людьми. По большей части — с чиновниками да клиентами.
— А тебе? — надо же о чём-то говорить?
— Тридцать семь, — Любимов делает ещё глоток. Он не пьёт — потягивает. От такого количества даже опьянеть невозможно. — Зачем тебе Илюха мой? Он ведь сюда постоянно шастает. Проблемный подросток. Ему четырнадцать. У мальчиков в таком возрасте гормоны шалят.
Я невольно фыркаю.
— Ты боишься, что он меня… изнасилует? — мне даже в голову такое не приходило. Зато у Любимова, как посмотрю, мысли одна другой краше в голове бродят.
— Я боюсь, что он влюбится, — Андрей отставляет стакан. На дне ещё остаётся немного тёмного пойла. Трёт устало ладонями лицо, но вставать не спешит.
— Думаю, он приходит сюда не ради меня. Я человек новый. Он с Кудрявцевым общался. Может, дружил. Это он разрешил твоему сыну бывать в доме.
— Ладно. Будет день — будет пища. Мне нужно обо всём подумать без эмоций и не спеша. Ты позволишь мне завтра оглядеть «место преступления»? — показывает он пальцами кавычки. — Я приду с Катей в гости. Ребёнок хочет с тобой общаться. Если разрешишь, конечно.
Как-то это… стремительно. Но Любимов такой и есть. Резкий и бескомпромиссный. Не ходит вокруг да около. Не плетёт всякую чушь. Чётко и по делу все его слова. Почти. Поцелуй как-то не очень вписывается в картину его мрачной злости.
— Приходите. Ближе к вечеру. Днём я работаю. Часа в четыре. Ещё светло.
Он снова смотрит на меня. Удивление сквозит в его глазах и исчезает. Прячется в ресницах.
— До встречи, Ива, — поднимается он из кресла. — Я, наверное, тем же путём уйду. Проводи до дверей и закройся. На улицу не выходи. Я уже достаточно взрослый, чтобы шляться по чужим садам и лазать через забор. Справлюсь.
Он спускается вниз, я следую за ним. В дверях Андрей останавливается и протягивает руку:
— Дай свой телефон.
Властный приказ, но я ему подчиняюсь. Лезу в растянутую кофту, что накинула на плечи. Она старая и… ужасная. Зато удобная и с карманами.
Он забирает телефон из рук и вбивает цифры. Делает звонок. В кармане раздаётся резкая, без лишних изысков трель, похожая на сигнал бедствия или пожарную сирену. Не звучанием, а напряжённой тональностью. Да, у таких, как он, наверное, ни одной мелодии в памяти гаджета нет.
— Это мой номер. Мало ли. Звони в любое время.
— Зачем? — спрашиваю, не до конца понимая его действия.
— Соли попросить или спичек. А может, ещё кто тебя напугать решит. Мы же соседи. А соседи должны жить дружно.
Он уходит. Я закрываю дверь, включаю сигнализацию. Но что от неё толку? Судя по всему, здесь есть прорехи, дыры, которым удалось избежать жёсткого контроля охранной системы. Хорошо, если это сделано для соседского мальчика. А если нет? Если в доме притаился кто-то?
Я стараюсь себя не накручивать, но в комнату свою иду на цыпочках, затаивая дыхание. Плохо. Очень плохо. Но комната у меня запирается, и я не пренебрегаю осторожностью. Закрываюсь. Иду в ванную. Раздеваюсь и долго разглядываю себя в зеркале. Я чуть не потеряла сознание, когда мальчишка толкнул меня. Толчок не обошёлся без последствий, но ничего нового или смертельного не произошло. Просто мне нужно быть осторожнее.
Уснула почти сразу, хотя думала, что буду долго ворочаться и бояться, перебрасывать из стороны в сторону эпизоды случившегося за день и ночь. Но ничего не произошло — я уснула и спала без задних ног воистину богатырским сном — крепким и без сновидений.