— Ро-ма-а! Сто-о-ой! — Несколько раз щипаю его за живот, в страхе хоть на мгновенье отцепить от него руки и выпасть из этого монстра, но парень не реагирует. Сосредоточенно ведёт байк, и очень надеюсь, что это не дорога на тот свет.
Шея болит от постоянного напряжения, ветер хлещет внутри шлема, и в какой-то момент я все-таки вновь открываю глаза, чтобы посмотреть, где мы находимся, вот только мой взгляд натыкается на спидометр.
Двести!
Мы мчимся со скоростью двести километров в час! Или миль! И с каждой минутой цифры становятся все больше и больше.
Мы умрем! Господи, зачем же я села к этому идиоту? Вновь закрываю глаза, пытаясь совладать со страхом, а ещё с желанием оторвать свою руку от Ромы и вытереть слезы, которые залили щеки и шлем.
Это самое худшее свидание в моей жизни! Я даже несколько раз мысленно прочитала молитву, ожидая, что в любое мгновенье нас поведёт в сторону и мы разобьёмся. Но мы все ещё летим, рассекая темноту, и в какой-то момент, к моему облегчению, наконец-то мотоцикл притормаживает.
— Я тебя ненавижу! — Спрыгиваю с байка, не забывая о том, что если притронуться к раскаленному мотору, то можно получить ожог.
— Ромашкина, не думал, что ты такая трусиха, — смеётся этот идиот, а меня от злости аж трусит. И я не выдерживаю, бью его кулаками, обзывая всякими глупыми кличками.
— Эй, успокойся ты, понял я, понял, обратно будем плестись со скоростью двадцать километров в час.
— Да при чем здесь скорость! Я стекло на шлеме не опустила! Господи, мне казалось, ещё немного — и останусь без глаз, а то и без головы!
— Вот черт! — Рома отлепляется от своего монстра и приближается ко мне. — Не думал, что ты можешь допустить такую ошибку.
— Я забыла об этом, — выдыхаю, успокаиваясь, и смотрю по сторонам, чтобы понять, куда нас привёз Рома.
Мы на мосту. Вдоль железных перемычек горят фонари, освещая все вокруг, а по обе стороны от него ровная гладь воды, в которой отражается свет от ламп. Я снимаю шлем и, словно зачарованная, подхожу к краю. Упираюсь в перила и смотрю вниз.
— Нравится?
— Ага. — Ветер играет с моими волосами, окончательно уничтожая причёску.
— Я часто приезжаю сюда, когда хочется подумать в тишине.
— То есть ты привёз меня сюда, чтобы подумать о чём-то? — хмыкаю, все ещё не смотря на парня. Его рука ухватилась за поручень в нескольких миллиметрах от моей, и, кажется, между нами пробежал электрический заряд.
— Просто захотел показать его тебе. Ночью здесь редко проезжают машины, поэтому можно побыть вдвоём.
— Соловьев, ты меня пугаешь. Решил утопить меня без свидетелей? — Поворачиваю голову в его сторону и натыкаюсь на пристальный взгляд. Сердце пропускает удар и трепещет в ожидании того, что будет дальше.
— Ну, для начала поцеловать, а там как пойдёт.
— Лимит поцелуев исчерпан.
— Хах, и когда он возобновится?
— Через год.
— Тогда мне придётся увеличить лимит незаконными путями, — хмыкает он и сгребает меня в охапку своими ручищами.
Первое желание — стукнуть его по голове шлемом, который я все ещё крепко сжимаю в руке, но, когда его губы ласково прикасаются к моим, теряю запал сопротивления и замираю в ожидании продолжения.
— Скажи мне, Ника, — его горячее дыхание щекочет мою шею, а губы захватывают в плен мочку моего уха, — что это за фигня творится между нами? Это похоже на рецидив болезни: ты исчезла, и я забыл о тебе, но вот сейчас ты вновь появилась в моей жизни — и все старые чувства обострились вновь. Только в десять раз сильнее.
— Как я понимаю, теперь желание убить меня полностью затмило твой разум.
— И у меня есть много изощренных способов сделать это.
Рома отстраняется от меня, обводит взглядом с ног до головы. Я сглатываю подступивший к горлу ком, съежившись под его изучающим взглядом. Мелкая дрожь проходит по позвоночнику, электрические фонари несколько раз мигают, придавая этому моменту нотку нереальности происходящего, наши взгляды с Ромой скрещиваются, а потом он яростно впивается в мои губы. Наказывая, терзая и пытая меня.
Я слышу глухой звук удара шлема о бетонное покрытие моста. Не удержала всё-таки. Хватаюсь за плечи парня, пытаясь удержать равновесие от нахлынувших эмоций и не упасть, и впервые за долгое время чувствую правильность происходящего. Мы всегда принадлежали друг другу, я с детства ревновала его к другим девчонкам, я так и не увидела ни в одном парне того самого, при одном взгляде на которого подгибались бы коленки. Потому что этим парнем был Соловьев. Тот самый, который вылил на меня ведро воды, которой мыли пол, и который подарил мне милую подвеску, что до сих пор красуется на моей шее и является самым дорогим, что у меня есть.