Вик и Бас были счастливы. Каждый ни минуты не сомневался, что враждебная планета будет изучена и покорена, трудности преодолены, прекрасная Наяна спасена, а опасности лишь закалят отважных первопроходцев. И порукой тому были верность и дружба.
— Ну а Наяной у нас будет?.. — посмотрел Вик на Баса.
— Соня, конечно, — улыбнулся Бас Вику. — Жалко, что она не ходит с нами на пустырь…
В комнате на четвёртом этаже стандартной панельной пятиэтажки, на приличном, недавно купленном кухонном столе гордо установилась бутылка недешёвого коньяка. А так же салями на блюдце и лимон — всё, что нашлось на скорую руку. Оправившись от первого изумления, Вик затащил друга детства к себе.
Вполне приличное жильё: просторная комната, в одной половине которой поместилась кровать и минимум мебели, включающий самое необходимое. Другая же была превращена в мастерскую художника. Мольберт, кисти, краски. У стены стоял почти законченное холст, стоял так, чтобы свет из окна падал прямо не него.
Портрет девушки с узким лицом и чуть вздёрнутым носиком. Тёмные волосы, зачёсаны на одну сторону, будто крыло птицы. Большие серые глаза смотрят дерзко и насмешливо: кажется, ещё миг, и она рассмеётся в лицо зрителю — звонким, будоражащим смехом.
Проходя мимо картины, Бас будто споткнулся, сбился с шага, но не остановился. Только пробормотал как бы невзначай: «Рисовать, значит, не бросил? А что, похоже…»
Потом сидели, вспоминали прошлое, не сводили друг с друга глаз. О дне сегодняшнем пока молчали, хоть и витал он в воздухе. Присутствовали где-то рядом и незримо — и вокзал, и предместье, и погоня.
— А помнишь, в восьмом классе? — улыбался из-за рюмки коньяка Себастьян. — Этот длинный из девятого «Б»… Что он тогда про Соньку сказал?
— Да не про Соньку, а про нас, — хмыкнул Вик. — Сказал, что мы с тобой для неё молокососы. Мол, нечего таким шкетам крутиться возле такой девчонки. Ох, и накинулся же ты на него! Храбрый пудель Артемон… Думал, порвёшь дылду на куски.
— Ну да, тот был вдвое выше и в полтора раза шире. Если б не ты, покалечил бы, наверное. Ты всегда был мне другом, Вик. Куда потом делся? Поехал учиться и пропал — ни весточки, ни звонка.
— Так получилось, Бас. — Виктор пригубил коньяк, пососал лимон. — Мы ж с мамой вместе уехали, если помнишь. К дядьке. Тот маму всё звал, мол, с работой помогу, сына в художественное училище устрою. Ну и поддержу в первое время. А на деле всё оказалось враньём. Я этого дядю Славу век не забуду. Деньги за проданную квартиру забрал, дескать, ему ещё отец был должен, а нас выгнал за порог, будто бездомных собак. Как хотите, так и живите. Что делать? Возвращаться смысла не было — жильё продано, устроиться некуда. Сняли комнату. На экзаменах я провалился, а мать слегла…
— Возвращались бы! — горячо воскликнул Бас. — Мы б вам помогли, чем смогли. Не чужие же!
— Именно что — чем смогли, — невесело усмехнулся Вик. — Сами-то не больно богато жили, ещё и нас с матерью тянуть. Нет, обратной дороги не было. Устроился разнорабочим на фабрику. Платили гроши, на лекарства для мамы не хватало, на витакс тем более. Еле перебивались. Короче, умерла мама через полгода. Хоронил её муниципалитет.
Бас смотрел в стол, Вик — на оконное стекло, по которому барабанил дождь. Тишина повисла в комнате — между бутылкой конька и портретом девушки. Между прошлым и настоящим, сказанным и невысказанным. Между вором и ищейкой.
— И остался я один. — В голосе Вика прозвучала застарелая тоска. Потом спохватился: — Твоя-то мать как?
— Жива. Побаливает, как все пожилые люди, но пока держится.
— А твоё сердце?
— Тоже так себе. Без витакса не тяну. Но пока выдают казённый, жить можно. Паёк, так сказать…
И вновь неловкая пауза.
— Ну да… — протянул Вик. — А у меня так и вышло: об учёбе пришлось забыть. За один только вступительный экзамен нужно было отдать тогдашний мой годовой заработок. Ходить вечно в работягах тоже не хотелось. А потом жизнь повернула по-своему. Способности открылись…
— Так и у меня — способности, — тихо проронил Бас. — Что делать будем, дружище?
— Ходить по разным сторонам улицы, — также негромко ответил Вик. — Дружить, встречаться, пропускать по рюмочке — с удовольствием. Только в нерабочее время. А в рабочее — у тебя свой заработок, у меня свой.