Я вижу, как она краснеет. Как на щеках вспыхивает жаркий румянец. Тонкая кожа. Чересчур нежная. Не удивительно, что ей пришлось столько страдать.
А позже, ночью, она смелеет настолько, что соблазняет меня. Я хочу её. Видит бог, как же я её хочу – до дрожи, до неистовства, до темноты в глазах. Но я сдерживаю себя – боюсь сделать больно. И нет, не страдаю из-за того, что приходится держать себя в руках, не терять голову окончательно.
И тем приятнее её поцелуи. Её робкие ласки. Она раскрывается. Становится смелее. И я позволяю ей делать всё, что угодно со мной. Это приятно. Будоражит, возбуждает, доводит до лёгкой эйфории: она моя. Прекрасная в своей нераскрытости и целомудренной страсти. Именно так. Несочетаемое в ней сочетается, переплетается нитями.
Ива оглаживает мой член рукой. Робкие пальцы. Неторопливые движения. Лучше прикрыть глаза, чтобы не сорваться. Я хочу, чтобы ей было хорошо. Сейчас. Со мной. Всегда.
Её узкое лоно затягивает меня в себя – медленно – сантиметр за сантиметром. До тех пор, пока она не садится сверху. Невыносимо тугая и горячая. Лёгкий вздох. А затем покачивания, будто она пытается успокоиться, убаюкать, приворожить.
А затем Ива смелеет, движения её становятся резче и быстрее. Она ловит ритм, наклоняется ко мне, упирается руками в мои плечи. Веки опущены, ресницы трепещут. Полустон-полувсхлип – и дрожь охватывает её тело. Сладкие содрогания сводят меня с ума. Она так красива в этот миг. Так раскована.
Осторожно укладываю её на простынь, согретую моей спиной, целую в искусанные губы – она пыталась сдерживаться, чтобы не кричать.
– В следующий раз позволь себе, – шепчу, начиная двигаться. – Не бойся.
И когда она снова достигает пика, я слышу её вскрик, что подстёгивает и заставляет присоединиться к её экстазу, получить свой разряд молнии, но я не уверен, что это только моё – настолько тесно мы переплелись.
– Я чувствую тебя как себя, – говорит Ива, когда мы уже успокоились и просто лежим в объятиях друг друга.
Она читает мои мысли. И это немного страшит: я ещё никогда не был настолько близок с женщиной. Настолько, чтобы тело и душа – вместе, мысли – похожие, нежность – обоюдная.
Бледным призраком мелькает в голове Лида. Всё было не так. Я отдава, а она брала. Я почти ничего не получал в ответ. Довольствовался тем, что мне кидали, как собаке – кость. И тем ценнее, важнее то, что сейчас между нами происходит. Зарождается. Позволяет раскрываться и по-другому дышать. Это воздух доверия и единения. И я не хочу ни потерять его, ни отпустить.
Ива
Мы уехали утром. Ираида и Женя вышли нас проводить. Стояли за воротами и смотрели машине вслед. Немного тревожно и сжимается сердце. У меня их телефоны. И они будут звонить каждый день, но всё равно боязно их бросать. Они как дети, хоть и давно взрослые.
И ещё одна тревога – Ник. Он тоже смотрел нам вслед. Не знаю, заметил ли Андрей. Я не стала об этом говорить. И он, если и заметил, промолчал. Не знаю. Двойственное ощущение. От его слов. От его постоянного присутствия в моей жизни. Странно. Всё очень странно. И я не хочу об этом думать сейчас.
Я волнуюсь. Впереди – другая жизнь. Снова придётся войти в вираж, что-то изменить, к чему-то привыкнуть. Но это мой выбор. И его я сделала куда осознаннее, чем когда опрометчиво удрала из больницы с Репиным.
– Ничего не бойся. Я всё решу, – Андрей чувствует и понимает моё настроение. – А если не решу, значит мы всё сделаем и преодолеем вместе.
Вместе. Это трогает меня до слёз. Вместе – это надежда на то, что у нас действительно всё получится.
Уже на подъезде к городу у меня звонит телефон.
– Я бы хотел с вами встретиться, Ива, – говорит Самохин, как только я отвечаю на звонок. – У нас с вами остались незавершёнными кое-какие дела. Вы пропали и не отвечали на звонки. У вас всё в порядке?
– Да, у меня всё хорошо, – говорю, бросая взгляд на Любимова.
– Приезжайте ко мне в офис, – у него всё тот же усталый, словно поросший пылью голос. – И, если можно, одна.
Самохин
Он смотрит в окно и ждёт. Знает: девушка обязательно приедет. Может, не сегодня. Но он всё равно ждёт. Это несложно на самом деле. И не тяготит.
В его жизни почти ничего не изменилось. Где-то там, в неизвестности, его жена и собака, которых он так и не решился вернуть. Наверное, потому что не чувствовал спокойствия и безопасности.
Меч на одной ниточке продолжал висеть, и никто не знает, когда нить либо не выдержит груза и порвётся, либо истончится со временем и распадётся. А острие вонзится, поразит, нарушит равновесие, которого, по сути, нет. Видимость. Фикция. Со временем Самохин научился чувствовать опасность, как зверь. И чутьё его почти никогда не обманывало.