В девятнадцатом — Махно настолько дезорганизовал тыл белых, что сорвался тщательно подготовленный, поддержанный мировым сообществом поход на Москву. За это его сделали красным комдивом, но ненадолго. Утвердившись у власти, большевики разорвали соглашение с Махно — теперь он был врагом трудового народа. Потом — большевики согнули в бараний рог и всю Украину.
Точно так же — в двадцатые и тридцатые украинцы боролись против польского правительства, убили министра внутренних дел Польши. В сорок первом пытались пресмыкаться перед Гитлером — но Гитлеру такие союзники не были нужны, и кто-то попал в концлагерь, а кто-то — ушел в лес. С сорок четвертого — воины УПА воевали уже против советской империи — и полегли под пулями истребительных отрядов НКВД.
Однако, в девяносто первом году — произошло нечто по историческим меркам немыслимое, и никем не предвиденное — вторая сверхдержава мира просто перестала существовать. Империи на какое-то время не стало вовсе. Украине вручили ключи от второй по размерам комнаты в доме, и сказали — дальше сами. Никто Украину к этому не готовил, у нее не было другой элиты кроме имперской элиты — но и простор для принятия решений, по крайней мере, в первые годы был очень широким.
И вот к чему пришли.
Ниже я приведу слова четырех украинцев относительно украинской государственности. Четыре совершенно разных человека говорят об одном и том же.
МИХАИЛ МИНАКОВ — доктор философских наук. Преподает в Киево-Могилянской академии. Возглавляет фонд качественной политики, аналитический центр в Киеве. У него медицинское, историческое и философское образование. Проходил стажировку в Дрезденском, Кембриджском и Гарвардском университетах. Он автор трех книг по философии и более 70 статей по политическому анализу, культурной политике, восточноевропейской истории и актуальной философии.
http://112.ua/interview/cvetov-v-politicheskom-spektre-ukrainy-stalo-krayne-malo-350501.html
Добрый вечер. Вы сказали, что мы так и не сумели построить новую реальность и по-прежнему находимся в постсоветском мире. Так ли это?
Минаков: Да. Я считаю, что в 1991 году СССР не умер — его стало больше, он развился, его стало 12 и более стран. И когда ездишь, разговариваешь с людьми, что в России, что в Украине, Молдове или Кыргызстане, понимаешь, что Советский Союз просто приобрел 12 новых судеб. На самом деле, даже больше, потому что и в Эстонии эти элементы видны. Эта декоммунизация, которая сегодня у нас происходит, приблизила нас к доперестроечному Советскому Союзу, гораздо ближе. Этот мотив единой монополии на идеологию стал настолько доминирующим, что я понимаю, что с Советским Союзом мы не попрощались.
— Какие могут быть последствия этого?
— Мы не идем в будущее, мы вечно вертимся по кругу, ходим циклами, но жизнь идет в сторону от нас. Советский Союз, при всех плюсах и минусах, был исторической зоной — история делалась этим народом. Мы устали от этой миссии, и постсоветский период должен был бы принести какое-то облегчение — к нормальной жизни, либеральным ценностям, к экономическим свободам, к политическим свободам, возможности построить республику. Но вместо этого мы стали лабораторией истории. На нас отрабатываются самые страшные, самые тяжелые идеологии, события. Как построить самую неудачную страну, которая даже в конкурсе неудачников будет на втором месте? — это наш случай.
…
— Что такое сегодня проект «Украина»? Есть ли он? Обеспечены ли права и свободы человека внутри страны?
— Нет. И, к сожалению, революция не привела к усилению свобод. Сегодня у нас есть три проекта, которые борются между собой. Первый — это Украина Евромайдана, европейская Украина, либеральная. Там, где права и свободы человека. Есть воюющая Украина — это другой проект, который должен быть построен как дисциплинарное общество, дисциплинарная экономика, побеждающая любого врага. Есть третий проект, который возник в войне между европейской и воюющей Украиной и который становится доминирующей — это Украина как закрытое акционерное общество.