По существу, и Президент со своей командой, и Премьер-министр со своей — продемонстрировали одинаковый уровень правосознания. И те, и другие не увидели ничего предосудительного в том, что Конституция и законы оказались ненужными при разрешении конфликта интересов двух противостоящих политико-экономических сил. Их легко подменили внеюридическими соглашениями двух — трех наивысших политических деятелей страны. Это называется — жить не по законам, а по понятиям.
И в этой ситуации не стоит даже аранжировать меру вины. Она лежит и на тех, кто инициировал неправедные действия, и на тех, кто с ними согласился. Один из литературных героев И. Я. Франко в похожей ситуации говорил: «Ось так взяв би довбню та й по голові, одних за те, що кров людську п’ють, а других за те, що не бороняться».
Это в наших традициях — не замечать того, чего замечать не хочется или что не согласуется с политической конъюнктурой. Проще убеждать и убаюкивать себя тем, что украинский этнос древнейший в мире, а его государственность ведет свой отсчет еще с арийских времен. Но, как гласит восточная мудрость, сколько не произноси слово «халва», во рту слаще не станет.
История реальная, а не воображаемая, не демонстрирует нам непрерывности отечественной государственности не только с таких невообразимо древних времен, но и с исторически обозримых. После разрушения Киевской Руси монголо-татарами в конце 30-х — начале 40-х годов XIII в. собственная государственность у нас появилась только с конца XVI — первой половины XVII в. Точнее сказать, в это время определились лишь некоторые ее черты. Об украинском государстве можно говорить только после Национально-освободительной войны 1648—1654 гг. под руководством Богдана Хмельницкого.
К сожалению, и в это казацкое время, которое ныне чуть ли не канонизируется национал-патриотическим общественным мнением, украинская государственность развивалась сложно и противоречиво. У нее фактически было три независимые один от другого центры: Гетманщина, Правобережная Украина и Запорожье. Причем ни один не предполагал независимого существования. Все были привержены, в лучшем случае, идее автономии под протекторатом могущественного сюзерена. Гетманат, в большей мере, ориентировался на Москву, правобережные гетманы на Варшаву или Стамбул, Запорожская Сечь — попеременно на все три названные столицы, да еще и на Бахчисарай.
Особенно проблемной для государственного развития Украины оказалась Запорожская Сечь. Возникнув как мощный очаг сопротивления господству на украинских землях Речи Посполитой, а также татарским набегам, Сечь, со временем превратилась в силу деструктивную, не признававшую законопорядка у себя и не дававшую образоваться таковому на территориях, контролируемых двумя другими центрами.
Можно с уверенностью утверждать, что уже во времена Богдана Хмельницкого необходимости в существовании Сечи не было. Образовалось относительно структурированное казацкое государство с центром в Чигирине, и именно оно должно было стать единым государствообразующим средоточием украинского народа. Понимал ли это Богдан Хмельницкий? Если и не в такой мере, как это ясно теперь, то определенно не был в восторге от ничем не сдерживаемой запорожской вольницы.
В большей мере дестабилизирующую роль Запорожской Сечи осознавал гетман И. Мазепа. Он неоднократно жаловался в Москву на своеволие запорожцев, не желавших следовать хоть какому-то порядку. В свою очередь, запорожцы в пику И. Мазепе шли на мировую с крымскими татарами, с которыми гетман был в состоянии войны.
Чтобы поставить Низовое войско под свой контроль, он заложил и построил Новобогородицкую крепость, явившуюся предшественником нынешнего Днепропетровска. Строительство ее велось такими быстрыми темпами, что, по словам И. Мазепы, «запорожцы и осмотреться не могли». Разумеется, они понимали, для чего это у них под боком гетман построил крепость, и были этим крайне недовольны. После того, как они в 1689 г. заключили мирный договор с татарами, И. Мазепа подверг Запорожье настоящей блокаде. Он разослал универсал во все украинские города с приказом не пускать туда запорожцев, равно как и из этих городов никого не пускать в Запорожье.
Трудно сказать, могли ли названные гетманы силой ликвидировать запорожскую вольницу и были ли у них такие намерения, но то, что этого не случилось, определенно не пошло на пользу украинской государственности. Вплоть до конца XVIII ст. Запорожская Сечь, постоянно менявшая свою политическую ориентацию, продолжала оставаться по отношению к ней дестабилизирующей силой.