При этом оказалось, что обрушилось и поступательное развитие. Общество интеллектуально и нравственно оскудело. Ничего равноценного, не говоря уже о лучшем, в таких, казалось бы, благоприятных условиях сделать оно не смогло. Практически во всех сферах откатилось на десятилетия назад, причем не только в пределах «колониальной» периферии, но и в самой «метрополии», то есть в России. На верху социальной пирамиды оказались новые буржуа, приобретшие свои сказочные богатства неправедным путем, благодаря крушению государства.
Чрезвычайно интересные социологические данные о зависимости нравственного состояния общества и государственности получены в России. 76% опрошенных возложили вину за падение морально-нравственного климата в стране на государство, и то же количество полагает, что выправить положение должно оно. Близкие результаты получены и по Украине. Согласно социологическому исследованию Центра им. Разумкова 2007 г., подавляющее большинство граждан надеется на поддержку государства и в нем видит ответственного за свое благосостояние и лучшее будущее.
Характерно, что фрондирующие интеллектуалы, вроде журналиста В. В. Познера, продолжают иронизировать над ролью государства в жизни общества, а простые люди именно с ним связывают надежды на лучшее будущее. И, безусловно, правы они, а не Познер. Иначе — зачем тогда обществу государство?
Разумеется, процессы деградации не являются особенностью только постсоветских стран. Они присущи и другим народам, оказавшимся неспособными сохранить (или создать) прочную государственность. Взамен ее общество везде получало иллюзорную свободу, но опускалось при этом в пучину социального, экономического хаоса и интеллектуально-нравственного обнищания.
Чем это объяснить? Прежде всего тем, что структурированное государство в неизмеримо большей степени, чем его аморфный аналог, сообщает обществу порядок, правила общежития, определяет перспективу развития, а главное — мобилизует для этого возможно максимально его же ресурсы. При этом срабатывает, видимо, и эффект преодоления диктата. Жесткость государственной системы является своеобразным раздражителем для истинно творческой личности, которая неизбежно вступает с ней в интеллектуальное соревнование. Часто платит за это своим жизненным комфортом, но никогда свободой. Речь идет, разумеется, о внутренней свободе личности, а не дарованной ей государством.
К сожалению, в независимой Украине представление о свободе не отвечает его истинному значению. От некоторых своих коллег-историков приходилось слышать, что вот теперь-то они напишут истинную правду, чего им не позволялось раньше. И действительно — пишут совершенно противоположное тому, что писали и на чем преуспели в ненавистном прошлом. Определенно они не искренны и сейчас, поскольку ими движет не правда истории, а все то же подобострастное желание угодить сильным мира сего. Уж лучше бы вообще ничего не писали ни тогда, ни теперь.
Можно ли представить на месте нынешних «прозревших», скажем, историка Н. И. Костомарова, который бы принялся переписывать свои труды после смерти царя Николая I, или историка С. Ф. Платонова, занявшегося тем же после Октябрьской революции 1917 г.? Будучи лично свободными, они не согласовывали свое творчество с правящими режимами, даже если это и не нравилось последним. С. Ф. Платонову и многим его коллегам пришлось заплатить за это жизнями. В этом же ряду можно назвать и замечательного украинского поэта В. Стуса.
История не знает государственных режимов, которые бы не любили комплиментарного к себе отношения интеллектуальной элиты. Однако призвание последней состоит не в том, чтобы тешить сильных мира сего, а чтобы быть им оппонентом. И это независимо от того, какой в данный момент является форма государственного правления — либерально-демократическая или авторитарная.
Т. Г. Шевченко писал то, что думал, в условиях наивысшего расцвета абсолютистской монархии. Страшно даже предположить, что было бы, если бы он не обладал этой внутренней свободой. Обрела бы Украина такого апостола правды и свободы? Но мы знаем, к сожалению, и другие примеры, когда «правнучатые» коллеги Шевченко по поэтическому цеху верой и правдой служили советскому режиму, а после его крушения перелицевались в национал-патриотов и снова оказались востребоваными властью.
Конечно, для таких людей (будь-то историки, поэты или политики) свобода не что иное, как только высочайшее соизволение. Для Пушкина, Шевченко, Франко и др. она органически связана с такими понятиями, как «совесть», «порядочность», «долг», для нынешних «прозревших» такой зависимости не существует. Поэтому и выходит у них такое странное отречение: только от содеянного, но не от полученного за это содеянное — званий, премий, орденов и др. Да и от содеянного не столько самими, сколько другими. Иначе пришлось бы отречься от себя, на что так никто и не решился.