Привожу историю этих выборов, так как она мало известна или забыта широкой публикой, а между тем является весьма характерной и показательной.
Председателем Генерального суда мы избрали Н. И. Радченко.
Меня зачислили, как криминалиста, в уголовный кассационный департамент. В мае уже открылись судебные заседания всех трех департаментов (административного, гражданского и уголовного), причем они происходили временно, до приискания отдельного помещения, в том здании Киевской судебной палаты, в котором мне пришлось в свое время столь часто выступать в качестве поверенного, а впоследствии столько пережить…
Из всех перечисленных членов Генерального суда этого сокращенного первого состава один только я не знал тогда украинского языка. И когда мне еще раньше предложили подать заявление о согласии баллотироваться (такова была обязательная форма), я был вначале весьма смущен этим обстоятельством и предупредил о моем незнании украинского языка. На это последовал ответ, что я могу в течение первых шести месяцев или даже года делать доклады и писать решения на русском языке, а за такой срок можно будет в достаточной мере изучить украинский язык.
И действительно, мне не чинили засим никаких препятствий в этом отношении. Я делал доклады и писал решения на русском языке вплоть до открытия Сената, в связи с преобразованием и переименованием в период правления гетмана Скоропадского нашего Генерального суда в Державный сенат.
В течение апреля и мая я брал уроки украинского языка и вскоре убедился в том, насколько этот язык богат и гибок. Конечно, не было еще выработанной научной терминологии. Это особенно ощущалось цивилистами, при многообразии терминов гражданского права и при том условном, строго ограниченном значении, которое каждому такому термину должно быть присвоено. Куда проще обстояло дело в этом отношении с ограниченной и не столь сложной терминологией уголовного права, как материального, так и процессуального[8].
Общие собрания Генерального суда происходили очень часто. Работы было очень много, как организационной, так и чисто судебной. Одновременно шла лихорадочная работа в Министерстве юстиции по учреждению комиссий для перевода законов на украинский язык. Действующими законами, впредь до выработки собственного законодательства, были признаны законы Российской империи, со всеми позднейшими изменениями и новеллами временных правительств, поскольку они не впадали в противоречие с новым строем Украинского государства.
Совместная напряженная работа и дружеские, интимные отношения, установившиеся между членами Генерального суда, останутся навсегда в памяти нас всех, судей первого призыва.
Прокурорский надзор, представленный покойным украинским судебным деятелем и писателем Марковичем, покойным Вязловым, бывшим членом I Государственной думы, и Тихомировым – способным и весьма сведущим юристом, – составлял вместе с нами одну тесную семью. И не ощущалось никакого диссонанса в том, что все они говорили по-украински, я же один отвечал им по-русски… Но я уже освоился с украинским языком в достаточной мере, чтобы все понимать. Особенно красиво звучала украинская речь в устах С. П. Шелухина, пламенного оратора и одного из лучших знатоков языка.
Тесное общение делало свое дело, создавались взаимное понимание, доверие и глубокие симпатии.
В составе канцелярии Генерального суда были знатоки украинского языка. Они охотно переводили на украинский язык изготовляемые мною решения.
Тем не менее вопрос о языке был для меня такой же личною драмой, как и для всех тех, кто привык с детства говорить, писать и думать на русском языке. Для меня было ясно, что никогда мне не удастся достигнуть того совершенства в знании украинского языка, которое дано только тем, кто впитывает в себя каждый данный язык в детские или очень молодые годы. И только сознание, что на украинском языке говорит все крестьянское население, то есть подавляющее большинство населения Украины, то море, среди которого мы, жители городов, жили, заставляло примириться с личными лишениями и неудобствами, связанными с этим вопросом.
Одновременно назревала для меня другая личная драма, связанная с моим уходом в июне 1918 года из состава Трудовой народно-социалистической партии. Тяжело было расставаться с партией, во главе которой стояли Пешехонов и Мякотин… Но этого требовало от меня сознание моего долга, как еврея и уроженца Украины. И я послал заявление в Центральный комитет о моем выходе из комитета и партии.
8
Тем, кто отрицает существование самостоятельного украинского языка, рекомендуется ознакомиться с «Запиской Императорской Академии наук» от 20 февраля 1906 года. Академия устанавливает, что украинский язык отнюдь не представляется наречием русского языка и что он есть отдельный славянский язык, равно как и украинский народ не есть отрасль российского народа, а является самостоятельной славянской народностью.