Речь идет о первых шагах нового украинского языка. Вдумайтесь, пожалуйста, в эту дату: 1834 год. Прикиньте, много ли времени отпустила история украинскому народу на решение задач, которые у других народов заняли многие столетия? Отрезок между 1834 и 1918 годами составляет всего лишь 84 года. Человеческая жизнь нередко длится дольше. В начале этого отрезка украинский народ еще не обладает сложившимся и нормативно упорядоченным литературным языком, он все еще пребывает в неведении относительно своего истинного имени, он продолжает жить в разных государствах, он не вполне четко представляет границы своей этнической территории, он пока еще лишен ясного национального самосознания и не имеет национальной символики. Но уже в 1918 году украинский народ объявит о своей независимости: в январе — в Киеве, в ноябре — во Львове, а 22 января 1919 года — и об объединении, пусть и символическом, разорванной родины воедино. Не знаю, известны ли мировой истории другие случаи столь стремительного и мощного национального пробуждения? Существуют ли другие примеры того, чтобы такой большой, и при этом расчлененный народ так успешно и в столь исторически сжатые сроки наверстал упущенное? Какие же силы дремали в украинском народе, сколько оказалось в нем скрыто талантов! Никто не расстилал на его пути ковровую дорожку. Совсем наоборот — на этом пути оказалось огромное количество ям и капканов. Но украинцы сумели их преодолеть.
От 1918 года до сегодняшнего дня прошло еще почти столько же лет. Они оказались много тяжелее первых. Даже теперь, когда достигнуто главное, независимость, каждый очередной год — это одоление стены. И начинает казаться, что времена Котляревского были легче. Несколько бар на досуге с удовольствием калякали с крестьянами и казаками, записывая услышанное, а потом неторопливо сочиняли. Возможно. Но у нас есть воистину громадное преимущество перед ними: мы знаем — ибо увидели своими глазами, — что невозможное возможно. Им это, к сожалению, не было известно. Не думаю, что даже в самых буйных мечтах Котляревский или Квитка-Основьяненко могли представить себе Украину в виде самой большой европейской страны — не только независимой, но и, вдобавок, говорящей на языке, который они спасали для нее. Конечно, мне очень хотелось бы, чтобы им являлись такие озарения, но, судя по всему, их мечта была куда скромнее. Характерные для ранних украинофилов настроения отразил поэт Амвросий Метлинский — по собственному определению, «последний бандурист», который тихо напевает «песнь прошлого» на «умирающем языке». Что бы ни думали о себе эти украинские первопроходцы, по своим последствиям для Украины то, что они сделали, оказалось подвигом.
Многие считают, что, по большому счету, подвиг Котляревского и его последователей состоит в том, что они стали предтечами Тараса Шевченко. Можно даже сказать, что Шевченко превратил их в своих предтеч.
Что такое государственная декларация независимости? Это громогласное объявление всему миру: государство Имярек, которого доселе не было, отныне есть. В условиях бездержавности Украины шевченковский «Кобзарь» стал декларацией бытия украинского народа. Устами Шевченко украинский народ объявил всем, кого это касается: «Я есть».
Народ можно признать существующим лишь в том случае, если людей, составляющих этот народ, удерживает и соединяет сознание своей отдельности и обособленности от других народов, рядом с которыми он живет. Национальное сознание украинцев начала XIX века до Шевченко было сознанием «малороссов» — ветви общерусского племени. «Кобзарь» донес до своих читателей совсем другую мысль: они украинцы, дети Украины. Украина Тараса Шевченко это, с одной стороны, реальная территория, а с другой — Мать, Судьба, Воля, Потерянный Рай (наподобие града Китежа), идеальное отечество, которого пока еще нет, но которое грядет: