Большевикам вообще не очень хотелось (а многим из них совсем не хотелось) возиться с национальными языками и культурами, высшие советские руководители постоянно обсуждали эту тему в своем кругу.
После окончания Гражданской войны украинцы составляли только 24 % среди членов Коммунистической партии Украины (при 80 % населения и 50 % рабочего класса). В других республиках разрыв был еще больше. Крепко подумав, большевики сочли за благо возглавить процессы, сделать их управляемыми, вместо того чтобы ожидать неприятных сюрпризов от союзных и автономных республик. В апреле 1923 года XII съезд партии большевиков принял постановление о «коренизации», которая фактически уже повсеместно шла.
Аппарату в Украине следовало начинать коренизацию с себя. Но поскольку удельный вес украинцев в нем в 1923 году не превышал 35 %, начался тихий саботаж постановления. Что представлял собою типичный советский чиновник в Украине 20-х годов? В подавляющем большинстве случаев это был уроженец Украины, проживший в ней всю жизнь, но оставшийся чуждым ее языку и ее народу. Такой человек не испытывал никакого дискомфорта от того, что не мог общаться с посетителем-украинцем на его языке. Да и сами посетители, люди, как правило, не слишком уверенные в себе, редко ставили под вопрос такое положение дел. А кто-то и боялся, что «пришьют петлюровщину» — время было лихое. И постоянно звучали доводы, хорошо знакомые нам сегодня: люди, мол, к этому привыкли, зачем эта искусственная ломка, так уж исторически сложилось и так далее. «Сложилось» — глагол безличный. Такая фраза содержит в себе скрытое утверждение, что все сложилось само, никто «исторически» не «складывал». Члены партии, в теории защищавшей интересы народа, не ощущали своей вины перед народом.
Все изменил, как ни странно, московский «варяг», хоть и уроженец местечка Кабаны на Киевщине, Лазарь Каганович, ставший генеральным секретарем ЦК КП(б) Украины весной 1925 года.[74] Каганович не знал украинского языка, но в ударном порядке выучил его, чем подал пример всему аппарату. Он организовал массовый прием украинцев в партию и более чем в полтора раза повысил долю украинцев среди советских служащих. Уже в скором времени большая часть книг, журналов и газет в республике издавалась на украинском языке. Поверив коммунистам, в Украину вернулись из эмиграции видные ученые (в том числе Степан Рудницкий — чтобы сгинуть в ЗО-е годы на Соловках; что касается М. С. Грушевского, он вернулся раньше, в 1924 году), деятели культуры и искусства, писатели. Украинский язык внедрялся в школах командного состава и некоторых красноармейских частях. Уже по состоянию на 1927 год на украинский перешли большая часть техникумов и свыше четверти институтов Украины, и это было только начало. В 1930 году численность школьных заведений с преподаванием на украинском языке составляла 85 %.
Во многом вся украинизация носила признаки партийной кампании, но ограничиться таким выводом было бы неверно.[75] Особая заслуга в том, что официальный курс московского ЦК на коренизацию удалось максимально использовать в интересах украинского культурного возрождения, принадлежит украинским «национал-коммунистам» во главе с Николаем Скрыпником, видным участником Октябрьской революции. Но Скрыпник смог сделать так много лишь потому, что пользовался поддержкой Кагановича, а Каганович верой и правдой служил Сталину, а Сталин в то время боролся за власть и нуждался в поддержке такой силы, как партийно-советское чиновничество Украины.[76]
Сталин победил довольно быстро, так что яркий период возрождения украинской культуры продолжался недолго. Тем более удивительно, как многое было за это время сделано и как многое оказалось уже неистребимым.
Объявить украинизацию ошибкой было для властей идеологически невозможно. Противодействие процессам национального возрождения стало вестись негласными методами. В 30-е годы это были чекистские методы — людей обвиняли в принадлежности к несуществующим террористическим организациям, в шпионаже, в измене родине. В этом был особый чекистский цинизм: обвинить в измене родине человека, больше всего на свете любящего свою родину.
Но именно потому, что прекращение украинизации официально не провозглашалось, очень многое из сделанного осталось. Никакие последующие откаты, никакая обратная русификация (которая тоже не могла быть объявлена открыто) не смогли отменить главного. Миллионы людей, получивших среднее образование на украинском языке, стали залогом и гарантией того, что Украина состоялась. Исторической важности бросок вперед совершило в предвоенные годы и украинское высшее образование. Конечно, новая национальная интеллигенция по своему уровню не могла сравниться с людьми, которые были душой украинской революции 1917–1920 годов, но зато эта новая интеллигенция исчислялась сотнями тысяч, а в послевоенное время — уже миллионами человек. Очень важным было развитие языка. Украинские ученые разработали недостававшие виды научной, технической, административной, военной, правовой, да и любой другой специальной терминологии.
74
Каганович был именно «Генеральным секретарем» компартии Украины. Ожидая его приезда, Центральный Комитет КП (У) выпросил у Москвы повышение статуса то ли такого важного первого лица, то ли первого лица в такой важной союзной республике. Должность генерального секретаря сохранялась в Украине до 1934 года, когда Сталин, видимо, решил, что не стоит дальше рисковать, продолжая терпеть высокий статус — будь то статус первого лица или республики.
75
Современный украинский историк Станислав Кульчицкий пишет: «Прививка тоталитарных властных структур общественному организму Украины сопровождалась заметным культурным подъемом — национальным возрождением 20-х годов. Представители национальной интеллигенции, начиная с М. С. Грушевского, которые в прошлом строили демократическую государственность украинского народа, нашли применение своим силам в новых условиях. Благодаря их усилиям были получены весомые результаты в развитии образования, науки, литературы и искусства… Можно утверждать, что за 20-е годы советская власть в Украине была вполне коренизована».
76
«Пока Сталин боролся за власть, — пишет Кульчицкий, — он был лучшим другом национальных республик. В борьбе с соперниками он остро нуждался в поддержке крупнейшей национальной республики — УССР… В период “коллективного руководства” Сталину важно было обеспечить себе общественную и аппаратную поддержку со стороны УССР, и он добился своего. После этого на первый план вышел иной фактор — потенциальная угроза сепаратизма, какую могла ощущать Москва из-за самого факта существования мощного регионального центра ее собственной власти… Когда Сталин достиг абсолютной власти, его политика по отношению к Украине кардинально изменилась, [но] прекращение политики украинизации в УССР никогда официально не провозглашалось».