Один из творцов украинской государственности Владимир Винниченко, находясь в эмиграции, оказался зорче всех. Во времена самого жестокого тоталитарного режима в СССР он не сомневался, что «украинская государственность в Украине есть». Она (писал Винниченко в своем дневнике) живет, накапливает силы, которые скрыто содержат в себе идею самостоятельности и в благоприятное время взорвутся, чтобы осуществить ее. Теперь мы хорошо видим, насколько он был прав. Эти силы были во многом порождены украинизацией 20-х годов, проведенной тоталитарной рукой. Или, как было сказано выше, с помощью «тоталитарной прививки».[77]
Проблема украинизации вернулась к нам буквально с момента провозглашения независимости Украины. Перемены есть, но пока слабые. Если в 1990 году лишь 20 % книжной продукции (это хорошая лакмусовая бумажка) в Украине выходило на украинском языке, то сегодня, на двенадцатом году нашей независимости, соответствующий показатель колеблется между 29 % и 33 % (источники не вполне согласны между собой). Для государства, называющегося Украиной, это, согласимся, неправдоподобно мало. Вдобавок и совокупный тираж книг уменьшился за 1997–2000 годы на 20 %. Уже одно это говорит о том, что проблема украинизации еще долго будет стоять на повестке дня. Естественно, что демократическое государство не может и никогда не будет действовать большевистскими методами. Но оно не может и бездействовать.
Украинизация — это восстановление справедливости. Подчеркиваю: справедливости. Значит, действовать мы должны (и стараемся!) справедливо. И никогда не будем действовать иначе. Но я рассчитываю и на чувство справедливости тех, кто все еще выступает против государственной политики защиты и поддержки украинского языка. Хорошо ли с их стороны забывать о неравенстве условий бытования двух языков на протяжении жизни нескольких поколений, по совести ли — игнорировать это неравенство? Как может русский интеллигент делать вид, что все было в порядке — просто одна культура оказалась, мол, сильнее и жизнеспособнее другой?
К сожалению, уже ушли из жизни практически все, кто в 20-х годах был в полностью сознательном возрасте и мог бы сегодня поделиться воспоминаниями о «большевистской украинизации». Но осталось достаточно мемуарных свидетельств. Они убеждают нас в том, что даже при тоталитарной власти украинизация не сопровождалась подавлением русской культуры. Была некоторая доля бестолковщины, присущей любой партийной кампании, были мелкие нелепости (Остап Вишня отразил их в сборнике своих юмористических рассказов «Украинизируемся!»), но в целом шел максимально разумный (снова и снова оговариваюсь: максимально разумный в условиях тоталитарного режима) и, главное, вполне здравый процесс восстановления исторической справедливости.
Звучали споры, сталкивались мнения, было непонимание — читайте комедию Мыколы Кулиша «Мина Мазайло», обратите внимание на персонаж по имени Тётя. И в те далекие времена, совсем как в наши дни, далеко не вся русская и обрусевшая интеллигенция проявила понимание происходящего или даже простое великодушие, были насмешки — например, у переселившегося в Москву писателя Булгакова. Сегодня, когда в печать и эфир может попасть практически любая глупость и грубость, эти насмешки уже кажутся почти пустяковыми, почти детскими, но тогда они наверняка задевали и возмущали украинцев.
Какое-то время назад я попросил помощников ознакомить меня с обзором высказываний российской прессы о положении русского языка в Украине сразу за большой период. Может быть, нужен был еще больший период, потому что мне не встретилось ни одного объективного суждения. Российские авторы, освещавшие тему, видели лишь одну ее сторону и совершенно не видели другую. Никто не написал хотя бы вводную фразу или даже половину фразы вроде: «Спору нет, вековая несправедливость в отношении украинского языка должна быть исправлена, однако…» Или: «Да, я понимаю, что в аппарате независимой державы может употребляться только государственный язык этой державы, и вместе с тем…» То есть даже такая, почти ритуальная малость не встретилась ни разу. Газетные заметки оставляли впечатление, что украинское государство при поддержке «патологических галицийских русофобов», во-первых, взялось изгонять язык Пушкина и Толстого, а во-вторых, делает это единственно из чувства неприязни к его носителям. Я встретил множество упоминаний о сокращении числа русских школ, но ни одного — о том, что русские родители теперь хотят, чтобы их дети получали образование на украинском языке, потому что этим детям жить в Украине, потому что Украина — это уже бесповоротно.
77
Именно этот факт и порождает сложности в оценке 20-х годов. Часто говорят (и, видимо, это верно), что если бы в 1917–1920 годах большевизм не втянул Украину в свою роковую орбиту, Украина пошла бы по социал-демократическому пути или даже по своеобразному пути Скоропадского, но в любом случае не по тоталитарному, она развивалась бы как государство с либеральной экономикой. Но так же часто слышишь в ответ: а сумело бы либеральное государство действовать сугубо волевыми методами? Сумело бы оно бросить нужное количество сил и средств на решительное внедрение и материальное обеспечение национальной школы и высшего образования, на национальную науку, национальное искусство, на подготовку учителей и других необходимых кадров, на выработку и внедрение терминологии, издание словарей, дотирование книгоиздания, театра, кино, радиовещания — то есть на убыточную (по либерально-капиталистическим меркам) государственную украинизацию? А главное, не предоставило бы оно дело, в духе демократии, «вольному соперничеству языков и культур», как говорили многие и при Грушевском, и при Скоропадском? А если бы предоставило, то по какому сценарию развивалось бы такое соперничество в условиях доминирования русскоязычной интеллигенции (плюс миллионы беглецов из большевистской России) и крайней малочисленности тогдашней украинской? На все эти и подобные «сумело бы?» тоже есть веское соображение. Мы знаем и не перестаем поражаться, как много для украинизации было сделано в очень короткий, сложнейший, почти сплошь военный период между февралем семнадцатого года и окончательной победой советской власти в Украине. А если представить себе, что украинская демократическая власть осуществляет свои стратегические культурно-политические программы в мирных условиях, на базе рыночной экономики? Неужели было бы сделано меньше? Подумаешь-подумаешь, да и скажешь себе: хуже нет, чем гадать о том, что могло бы быть. Есть главное — в XX веке Украина стала свободной и независимой, пусть наш путь к свободе и был тяжек и извилист. Поблагодарим Бога за такой результат и склоним головы в память обо всех, кто помогал Украине стать Украиной.