Выбрать главу

Нам часто ставят в пример Финляндию, где наряду с финским есть второй государственный язык — шведский. Но такое уподобление фактически неверно. Начать с того, что финский и шведский языки не имеют между собой ни малейшего сходства, а значит, не может возникнуть финско-шведский «суржик», не может происходить почти неосознанное вытеснение, благодаря сходству, одного языка другим. Когда вводилась эта система, шведский язык был в Финляндии языком господствующего меньшинства и языком части населения на побережье. Двуязычие нашего типа (то есть массовое владение двумя языками) в стране не было типичным, простой народ искони говорил по-фински. Сегодня высшие и средние государственные служащие должны знать оба языка. В любой общине Финляндии, где количество шведскоязычных граждан превышает определенный (очень небольшой) процент, названия улиц, вывески и прочее должны быть на двух языках. Два языка повсеместны на транспорте и на почте. Это тщательно формализованное уравнение языков. Но в одноязычных финских общинах (я специально интересовался) и врач, и полицейский, и муниципальный служащий вполне могут не понимать по-шведски. Это другое двуязычие.

Теоретически нечто подобное может быть введено и у нас. Но лишь тогда, когда украинский язык преодолеет свое нынешнее ослабленное состояние, когда весь управленческий аппарат будет состоять из людей, думающих по-украински — во всех смыслах. А это произойдет еще не скоро.

Если полностью уравнять украинский и русский языки уже сегодня (как нам порой рекомендуют в Европе), десятки, а то и сотни тысяч чиновников у нас сразу и с облегчением перейдут на русский. Не потому, что они совсем лишены патриотизма, а потому что им так привычнее. Тем более, если это можно будет сделать на законных основаниях. На практике это будет политика узаконенной русификации Украины.

Наверное, наша нынешняя языковая политика не вполне совершенна, и ей следует быть более гибкой. Государственное устройство нашей страны позволяет гражданским движениям самых разных взглядов добиваться изменения этой политики цивилизованными способами — через суды, через политическую деятельность, воздействуя на процедуру законотворчества, инициируя поправки и дополнения к законам. Что они, собственно, уже и начинают делать, и я считаю это серьезным прогрессом, потому что до недавнего времени дело ограничивалось достаточно грубой взаимной перебранкой в прессе. В этой перебранке участвовали депутаты разных уровней, представители региональных органов власти, лидеры общественных движений. Хотя перебранка не совсем смолкла, все же мы понемногу взрослеем.

Язык не существует сам по себе, язык — это всегда соответствующий пласт культуры. Это страшно чувствительная область, в ней никогда нельзя перегибать. XX век научил нас, что конфронтации в области языковых предпочтений рано или поздно ведут к конфронтациям социокультурным и политическим. Одним из главных результатов нашей независимости я считаю то, что нам удалось избежать «полноценных» конфронтаций и понизить градус потенциальных.

Украинская нация (нация-государство) формируется сегодня не как этническая, а как политическая и гражданская. Что значит «формируется»? Это значит, что в ней идет процесс консолидации, необходимым этапом которой является социокультурная консолидация. Но нет ли здесь нестыковки? Не сломается ли вся затея на языковом вопросе? При неукоснительном соблюдении прав и свобод всех групп общества и при разумной культурной политике этого не должно произойти.

Говорят, опыт одного человека ничего не доказывает, и тем не менее поделюсь выводом, к которому я пришел на основании именно собственного опыта. Великое множество раз я замечал, что принадлежность людей к Украине в их глазах выше и важнее их этнической и языковой принадлежности. Если говорить обо всех известных людях, ограничусь примером Виктора Михайловича Глушкова, создателя и директора Института кибернетики Академии наук Украины; десятки и десятки других имен, известных мне, просто ничего читателю не скажут. Я не раз задумывался над этим и пришел к такому выводу: большинство «украинских русских» (особенно принадлежащих уже не к первому поколению жителей Украины) по своему характеру, по восприятию мира, поведенческим чертам и еще по множеству почти неуловимых черт ближе к украинцам, чем к москвичам или томичам. Ученые называют подобные черты сходства «интегрирующими этно-социокультурными признаками». Очень помогает и то, что обе наши культуры далеки от жесткого прагматизма.