Конечно, любое явление можно истолковать по-разному. Теоретически, Гоголь мог бы утверждать, что пишет на языке, синтезированном книжниками Киево-Могилянской академии, а стало быть — на вполне своем. Но, оставаясь на общепринятой точке зрения, мы можем отнести «отпавших», в лучшем случае, к тому «переходному» или «промежуточному» культурному пласту, о котором у нас речь шла выше. Да и то лишь в качестве рабочей гипотезы. Или придумать для них общее определение: украинская диаспора в России. Беда лишь в том, что они сами в подавляющем большинстве едва ли бы согласились с отнесением себя к диаспоре. В каком-то советском рассказе 20-х годов комсомольская ячейка принимает в свои ряды в качестве почетных членов Стеньку Разина, Емельяна Пугачева и Томаса Мюн-цера. Мюнцера подсказал местный грамотей, и ячейка сперва долго в этой кандидатуре сомневалась, но все же утвердила и «товарища Мюнцева» тоже.
Наша история сложилась так, что мало кто из «отпавших» считал, что он от чего-то отпал, и насиловать постфактум их миропонимание (как это было проделано с Разиным и «Мюнцевым») едва ли верно. К подавляющему большинству из них неприложимо и понятие «диаспора». Диаспора — это достаточно специфическое состояние замкнутых общин изгнанников, людей с особой психологией, чего в данном случае не было.
И все-таки как же, с учетом сказанного, очертить круг деятелей украинской истории и культуры? Прежде всего, конечно, мы должны включить в их число всех (их, увы, не так много) известных нам исторических лиц Киевской Руси. Некоторые из них также оставили свой след, порой даже более глубокий, в истории Новгородской, Залесской (Северо-Восточной), Черной и Белой Руси, но это не повод для нас их вычеркивать. От начала владычества литовских князей и до 1917 года наш реестр должен будет включить всех, чья деятельность и (или) творчество полностью либо частично протекали в сфере украинского языка, включая староукраинский книжный (его принимают порой за русско-церковнославянский) — тот самый, который недолюбливал Грушевский. Далее, в согласии с территориальным критерием, принятым в мире для таких случаев, в наш «Большой пантеон» попадают все исторические лица на всех поприщах истории и культуры, чья деятельность полностью или в значительной мере протекала на территории Украины — князья, гетманы, митрополиты, губернаторы, борцы против унии и борцы за унию, полемисты, просветители, книжники, богословы, церковные деятели, казацкие вожди, повстанцы, полководцы, писатели, поэты, художники, зодчие, композиторы и другие деятели искусств, журналисты, революционеры, общественные деятели, видные инженеры, администраторы, изобретатели, ученые — независимо от этнического происхождения. Кого-то мы, может быть, и не захотим допустить в свой пантеон, но это будет уже наше решение.[86]
Но проблема в другом. Она в тысячах и тысячах украинцев, чья деятельность и творчество протекали вне Украины (или в основном вне Украины) и вошли кирпичиками или целыми глыбами в здание русской истории и культуры. Они невычленяемы из России. Дело усугубляется тем, что многие из этих людей подчеркнуто не считали себя украинцами.[87] Как поступать с ними?
Сколь бы общепринятыми ни были языковый и территориальный критерии, если мы будем придерживаться только их, мы страшно обедним украинскую культуру! Триста лет подряд две имперские столицы России, ее новые земли и окраины, подобно магниту, оттягивали на себя значительную часть энергичных и честолюбивых украинских талантов. На провинциальной родине их оставалось не больше, чем она могла вместить, оставаясь провинциальной. Трудясь для империи, сперва Российской, потом советской, эти люди, по всем законам справедливости, трудились и для Украины, во славу Украины. Однако чисто механические (но пока несокрушимые) причины заставляют считать все, или почти все, сделанное ими, достоянием одной лишь России.[88]
Раньше нас учили, что против царизма боролись только большевики, а до них декабристы и народники. Ну, и еще путались у большевиков под ногами — прежде чем окончательно скатиться на путь классовой измены — неразумные эсеры и меньшевики. Теперь выясняется, что о большевиках до 1917 года и слышать никто не слышал (об эсерах, правда, слышали, ибо они были террористами и устраивали взрывы, не услышать было трудно), но оппозиция всему отжившему и реакционному и без них была сильной и авторитетной. Без этой либеральной оппозиции не было бы февральской революции 1917 года. И когда начинаешь вглядываться, кто же они были, эти революционеры, конституционалисты, либералы, западники (и так далее), кто были их предшественники в XIX веке, бросается в глаза обилие людей украинского происхождения.[89]
86
Такой принцип, территориальный, повсюду является общепринятым. Вот, к примеру, академик Владимир Андреевич Стеклов, украшение мировой математики. Русский и нижегородец, он окончил Харьковский университет (в 1887 году) и был питомцем харьковской математической школы Ляпунова, другого великого математика. Главное, что совершил Стеклов в математике, он сделал до 1906 года — года, когда он покинул Харьков ради Петербурга. Следовательно, мы вправе гордиться им как украинским ученым. Другой пример: чудесный исцелитель Владимир Петрович Филатов, офтальмолог и хирург, спасший зрение огромного числа людей. Неважно, что он родом русский и пензяк. Достаточно того, что с 1911 года и до конца жизни он работал в Одессе. Это делает его украинским врачом, так принято определять принадлежность ученых во всем мире.
87
Уроженец Диканьки князь Виктор Павлович Кочубей, правая рука двух императоров (Александра I и Николая I) и правнук легендарного Василия Кочубея, казненного Мазепой, говорил в 1828 году ходатаям из малороссийских губерний следующее: «Хоть я по рождению и хохол [не только по отцу; его мать была урожденная Безбородко], но более русский, чем кто другой — и по моим принципам, и по моему положению, и по моим привычкам. Мое звание и занимаемый мною пост [Кочубей был в это время председателем Кабинета министров и председателем Государственного совета] ставят меня выше мелких соображений; я смотрю на дела ваших губерний с точки зрения общих интересов нашей страны. Микроскопические виды — не мое дело». Кочубей, как видим, хотя бы признает, что «хохол» и русский — не одно и то же, тогда как многие его земляки категорически отвергали и это.
88
В Киеве жила академическая семья Кистяковских. Александр Федорович Ки-стяковский (родился в 1833 году, умер в 1885) был не только известным криминалистом, основателем Киевского юридического общества, но и «проявлял сильнейшие украинские симпатии»: участвовал в журнале «Основа», издал памятник украинского законодательства времен Гетманщины «Права, по которым судится малороссийский народ».
Его старший сын, Владимир, был крупным физико-химиком, жил в Петербурге, затем в Москве, стал академиком, уважаемым советским ученым: возглавлял институт, получил два ордена Ленина (оставаясь беспартийным) и умер в возрасте 87 лет, в 1952 году. Никакого «украинского измерения», как сейчас выражаются, в его жизни не просматривается.
Другой сын Александра Федоровича, Богдан, был юристом и социологом, членом кадетской партии и участником знаменитого сборника «Вехи». Начиная с 1890 года в Украине он бывал редко, но в 1917 году переселился в Киев, принял участие в создании Украинской Академии наук, однако преждевременно, в мае 1920 года умер, не дожив до 52 лет. Богдан всегда помнил, что он украинец, и в 1915 году даже полностью рассорился с лидером кадетской партии Петром Струве на почве разных взглядов на украинский вопрос.
Младший сын, Игорь, стал известным адвокатом, одним из лучших «цивилистов» России, автором многих работ, жил в Москве. Но и его позвала Украина: в 1918 году он уже министр внутренних дел у Скоропадского, а позже эмигрировал в Югославию. (Винниченко изображает Игоря Кистяковского «наглым негодяем», тайным сторонником «единой и неделимой», коварным врагом украинской государственности, но Винниченко вообще мало для кого нашел доброе слово; мы здесь в это вникать не будем.)
И, наконец, сын Богдана Кистяковского, Георгий. Он был ровесником века, участвовал в Гражданской войне, но не в одной из украинских армий, а в белой армии. В 1920 году эвакуировался из Крыма в Турцию, учился в Германии и США, стал крупным ученым. Он был разработчиком взрывателей для атомных бомб, специальным советником по науке президентов США, ви-це-президентом Национальной Академии наук США в 1965–1969 годах, автором книги «Ученый в Белом доме».
Так вот, для российских справочных изданий «Кистяковский А. Ф. — русский юрист», «Кистяковский Б. А. — русский публицист». А что тут скажешь? Все, что осталось после них — книги, статьи, судебные речи — все на русском языке. Далее, «Кистяковский В. А. — советский [естественно!] физико-хи-мик» и даже «Г. Б. Кистяковский — русский ученый-эмигрант». Последний попал и в энциклопедию «Русское зарубежье», хотя ученым стал уже за рубежом и ни с русской, ни с советской наукой никак не был связан.
Константин Дмитриевич Ушинский, основоположник научной педагогики в России, родом был из новгород-северских дворян, умер в Одессе, похоронен в Киеве. Он прожил всего 46 лет, но сделал исключительно много. Собрание его сочинений издано в 11 томах, да еще выпущено четыре тома «Архива Ушинского». Вправе ли Украина называть его своим, гордиться его наследием? По правде сказать, он был типичный великодержавник, но многие из разработанных им принципов создавались словно бы специально для нас. Так, признавая желательность использования достижений других народов, Ушинский настаивал, что оно «оказывается безвредным только тогда, когда основания общественного образования твердо положены самим народом».
Лисянский — русский кругосветный мореплаватель. Пржевальский — русский исследователь Внутренней Азии и Тибета. Федченко — русский естествоиспытатель, исследователь Тянь-Шаня и Памира. В семье Пржевальских рассказывали, что их фамилия украинского происхождения, но подверглась, как и многие другие украинские фамилии, полонизации в шестнадцатом веке. Зарудный — русский орнитолог и путешественник. Миклухо-Маклай (правнук казака Миклухи, героя взятия Очакова) — русский антрополог и путешественник, исследователь Новой Гвинеи. Булатович — русский исследователь Эфиопии. Остроградский — русский математик. Малевич, творец «Черного квадрата», один из самых дорогих в мире художников — русский авангардист. Родченко — русский художник, один из пионеров дизайна. И так далее, до бесконечности.
В эмиграции — во Франции, США и так далее — продолжали считаться русскими потомки славных казацких родов художник Давид Бурлюк (знаменитый футурист) и всемирно известный дирижер Игорь Маркевич. Считались (и считаются) русскими явные украинцы, киевляне Игорь Сикорский (один из самых известных авиаконструкторов XX века), великий танцовщик Сергей Лифарь, великий генетик Феодосий Добржанский. Вот Архипенко — живописец-авангардист и скульптор, тот в эмиграции объявил себя украинским художником. Да и он время от времени попадает в русские.
89
Еще на Сенатской площади в 1825 году (восстание декабристов) Петр Каховский, отпрыск рода Нечуи-Каховских, стреляет в героя войны 1812 года графа Милорадовича, представителя черниговского дворянства. Среди других вождей декабристов мы видим Муравьева-Апостол а, праправнука гетмана
Апостола, а также Рылеева, пылкого украинофила. Список декабристов, а их несколько сот, пестрит украинскими фамилиями.