Во время работы на «Южмаше» мне приходилось иметь дело с самыми разными московскими институтами. Как-то я обратил внимание, что большинство из них не имели мемориальных имен, но зато тем, что все же носили таковые, они были присвоены, как на подбор, в память ученых украинского происхождения. Институт стройконст-рукций имени Кучеренко, Институт неорганических материалов имени Бочвара, Институт органической химии имени Зелинского (кстати, Николай Дмитриевич Зелинский, среди прочего, изобрел в 1915 году противогаз), Институт геохимии и аналитической химии имени Вернадского, Институт физических проблем имени Капицы, Термоцентр Академии наук имени Глушко, Институт горного дела имени Скочинского, Институт минерального сырья имени Федоровского, институт «Гидропроект» имени Жука.
Разумеется, так получилось случайно. Однако это та самая «случайная выборка», которую нужно признать в высшей степени пред-ставительной. Она просто идеально отражает единство и нерасчле-нимость науки и техники на пространстве Российской империи и СССР. В самом упрощенном виде этот феномен можно описать так: в Москве — Глушко, в Киеве — Глушков. И до сего дня научный «развод» можно считать полностью состоявшимся лишь в сфере гуманитарных наук. В сферах точных и технических наук он будет длиться еще долго.
Из этого напрашивается вывод, до которого наша общественная мысль все никак не дойдет. Это вывод о том, что в Российской империи и СССР было общее интеллектуальное хозяйство, и Украина (а не только Россия) вправе считать своей не какую-то часть этого хозяйства, а все его целиком. Сказанное не влечет за собой правовых последствий, скажем, в патентной или какой-то еще юридически значимой области, это лишь признание того, что тотальное взаимопроникновение научно-технических и образовательных школ никогда не позволит нам разделить по полочкам: это — украинское, а это — российское. Сегодня, по сути, все принадлежит России, ибо зафиксировано, в основном, на русском языке и в границах страны, которая до 1991 года для внешнего мира всегда была просто Россией, на какие бы республики ни подразделялся СССР внутри себя. Как во времена майоратов, «старшему брату» достается все.
Если бы — допустим на мгновение — мы обратились в международный суд с требованием обязать энциклопедии всех стран отныне обозначать (к примеру) Гоголя, Пржевальского, Мережковского, Немировича-Данченко, Малевича, Сикорского, Лифаря, Ахматову, Маяковского, Королева и Шостаковича не русскими, а украинцами на основании прилагаемых справок об их происхождении, мы бы вчистую проиграли. Окажется достаточно того, что все перечисленные лица называли и считали себя русскими. Этот вопрос надо решать по-другому.
Как? В середине 90-х в печати появлялись предложения следующего рода: коль скоро общеимперская культура разделению не поддается, исторически справедливым, разумным и просто спасающим положение стал бы заключенный прилюдно и торжественно культурный пакт, в соответствии с которым Украина и Россия (и Белоруссия!) признали бы все духовные ценности, созданное во все века под одной государственной крышей, общим и не подлежащим дележу наследием. Звучит достаточно убедительно. По-хозяйски ли Украине полностью отказываться от русского литературного языка, в формировании которого так велико украинское участие? По-хозяйски ли отстраняться от Пушкина, Тургенева, Достоевского, Лескова, Толстого, Чехова, Чайковского, Мусоргского, Римского-Корсакова, Лобачевского, Менделеева, Павлова, Станиславского, Шаляпина? Раздельный счет пусть идет с 1917 года — года, когда начался процесс политического обособления трех народов, завершившийся в 1991 году.
Неясно, правда, какое определение должно применяться вместо слов «русский», «украинский» и «белорусский». Поскольку много веков самоназваниями наших народов служили слова «русьский», «руський», «руский», «русский» и «русин», быть может, это должно звучать так: «Достоевский — общерусский писатель»? Но тогда и Шевченко — «общерусский»? Боюсь, однако, что сторонники возрождения общерусского государства, «исторической России» будут просто в восторге. Или «отечественный»? Каков бы ни был термин, привыкание к нему произойдет быстро, но он должен в конце концов устроить всех. Помню, некоторые уверяли, что не могут себя заставить произнести «в Украине» вместо привычного «на Украине», а сейчас им уже трудно было бы вернуться к прежней версии.
Я не готов дать «экспертную» оценку предложения в целом, но его бесспорным плюсом является то, что ни одна сторона в результате не становится беднее, но все три становятся богаче. Такой культурный пакт, никак не связывая нас политически, мог бы стать важнейшей психологической вехой, не исключено даже, что поворотным пунктом в отношениях трех народов. Все равно нам не поделить Илью Муромца и Садко, Ярослава Мудрого и Юрия Долгорукого, игумена Даниила и Афанасия Никитина, Франциска Скорину и Ивана Федорова, Феофана Прокоповича и Ломоносова, Пушкина и Шевченко, Рылеева и Кибальчича, Костомарова и Ключевского, Мечникова и Вернадского, Софийский собор и храм Покрова на Нерли. Они наши общие. Как и наша победа в Великой Отечественной войне. Как и весь исполинский культурный массив, один из ценнейших в мире.