Ну, что тут скажешь? Бывают ошибки, исправить которые исключительно трудно. Да, под воду ушли сотни тысяч гектаров пашни, которая бы нам очень пригодилась. Если бы они были принесены в жертву одной лишь энергетике, этому вообще не было бы никакого оправдания. Дело в том, что все украинские ГЭС (днепровские и остальные) производят только 5–6 % электроэнергии в нашей стране. Но за счет своих водохранилищ ГЭС обеспечивают Украине орошение земель, общая площадь которых достигает 2,6 миллионов гектаров. Преимуществом ГЭС является и отсутствие вредных выбросов в атмосферу. Кстати, меньше всего земли поглотил Днепрогэс, на чью долю приходится более 40 % электроэнергии днепровского каскада в целом. Днепровское водохранилище у Запорожья — наименьшее по площади, хотя залитого им тоже бесконечно жаль. Мы уже не можем вернуться в прошлое и отменить строительство днепровских ГЭС.
Наверное, разумно было бы построить вместо них две-три ТЭЦ, а воду для орошения подавать не по каналам, где ее потери непозволительно высоки. На круг вышло бы экономнее гнать воду по трубам с помощью мощных электрических насосов. Но, как метко заметил Леонид Макарович Кравчук, мы имеем что имеем.
Если бы речь шла лишь о затоплении пашни, с этим, пусть и скрепя сердце, можно было бы смириться. Но ведь затоплено нечто большее. На дно искусственных морей ушли Старая, или Чертомлыц-кая, Сечь и Новая, или Подпиленская, Сечь (основанная в 1734 году) почти со всеми своими паданками (округами). Ушел на дно и остров Томаковка, он же Буцкий, он же Городище — возможно, первоначальный центр Запорожской Сечи. Скрылся под водой и славный остров Малая Хортица. Кошевой посланец Евсевий Шашол рассказывал в 1672 году в Москве про город Сечь следующее: стоит-де он в устьях рек Чертомлык и Прогной, над речкой Скарбной, обнесен шестисаженным земляным валом с башнями, а в окружности 900 сажен. Одних только кузнецов в Сечи около ста человек. Археологи уже не смогут раскопать мастерские этих кузнецов.
Под угрозой и Большая Хортица. Как мне сообщили, недавно от острова откололся и утонул подмытый водой огромный кусок с трехсотлетней дубовой рощей… Колыбель казачества начала погружаться под воду, словно сказочный Китеж.
Исчезли с лица земли, будто и не было их никогда, множество старых сел, с которыми связано такое славное прошлое. В Апостолов-ском районе Днепропетровской области исчезло село Кут, одна из улиц которого — редчайший случай для советского времени! — носила имя Ивана Брекало. В 60—70-х годах XVII века этот человек был наказным атаманом Сечи на время отсутствия кошевого атамана Ивана Серко. Не очень крупная, скажем прямо, фигура этот Иван Брекало — тем трогательнее, что вот было место, где помнили и его.
Нет больше речки Скарбной, где, по преданию, запорожцы в каком-то тайном месте укрывали свое казначейство. Исчез целый топонимический пласт — сотни замечательных имен урочищ, речек, днепровских проток, островков, населенных пунктов. Зато на новых местах переселенцы из зон затопления живут теперь в селах с поэтическими именами Ленинське, Радянське, Жовтневе, Сонячне, Перемога.
Но даже это — исчезновение населенных пунктов, памятников старины и исторических названий — еще не все. Ушло под воду само местообитание запорожских казаков, а это совсем не пустяк. Мы гордимся запорожцами, но уже не можем увидеть то, что видели их глаза, не можем проникнуться их ощущениями. Запорожцы стали теми, кем они стали, во многом благодаря краю, в котором они поселились. Так считал, как мы помним, Гоголь, его слова я приводил в начале этой книги: «Только смелые и поразительные местоположения образуют смелый, страстный, характерный народ». Имел несчастье дожить до гибели этих мест Дмитрий Иванович Яворницкий, лучший историк запорожского казачества, один из создателей моей alma mater, Днепропетровского университета.[117]
Но чем помочь горю? Помню, как 5 декабря 1991 года, на том самом торжественном заседании Верховной Рады Украины, на котором были оглашены итоги референдума о независимости, а Леонид Макарович Кравчук принес президентскую присягу, писатель и депутат Олесь Гончар сказал такие слова: «Верится, что на месте гнилых нуклидных морей будут золотиться хлеба народного достатка, благосостояния, цвести сады, сады независимости и свободы».
117
Из первого тома «Истории запорожских Козаков» Яворницкого (тогда Эвар-ницкого), вышедшего в 1892 году:
«Запорожские козаки занимали пространство степей, прилегающих к обоим берегам Днепра в его нижнем течении, от восточной границы польско-литовского королевства и южной окраины владений малорусского и слободского козачества до реки Буга с одной стороны и вдоль правого берега речки Конки и до речки Калмиуса, впадающей в Азовское море, с другой.
Днепр — священная и заветная для запорожцев река; в козацких думах он называется “Дніпром-Славутою”, в козацких песнях — “Дніпром-братом”, на лоцманском языке — “Козацьким шляхом”. Всех порогов в нем при запорожских козаках считалось девять — Кодацкий, Сурской, Лоханский, Звонецкий, Ненасытецкий, Волниговский, иначе Внук-порог, Будиловский, Лишний и Вильный.
Самый большой и страшный из всех порогов — Ненасытец. Это — родоначальник и всем порогам порог, Дид-порог. Река Днепр, дойдя до этого порога и встретив несокрушимые препятствия в виде лав, скал, гряд и мысов, с непостижимой силой ударяется в разные стороны, бешено бросается с одного камня на другой, вследствие этого страшно волнуется, высоко вздымает огромные валы пены, разбивается неисчислимыми миллионами водяных брызг, разлетается в разные стороны целыми потоками водяной пыли, выкручивает между скал бездонные пучины и всем этим производит страшный шум и стон, поглощая и крик птиц, и голоса людей, и всякий другой звук. Тут всякая мысль человека замирает от трепета, а все чувства застывают от страха. Самая холодная душа и та невольно почувствует потребность в молитве и невольно ощутит близость всесильного Творца. Издали кажется, будто семьсот тысяч огромных водяных мельниц беспрерывно стучат и переливают воду через свои колеса. Особенно величественным и особенно чарующим кажется Ненасытец с высоты птичьего полета правого берега реки в большой разлив воды, когда вся поверхность его засеребрится белой жемчужной пеной, а громадные, из-под воды торчащие камни покроются множеством гнезд местных птиц крячков, беспрестанно снующих над порогом. Без сомнения здесь, у этого заветного порога, в виду его огромных скал, в живописном беспорядке разбросанных и по самому руслу, и по берегам Днепра, в виду высоких могил, поднимающихся в степи с обеих сторон реки и невольно наводящих на многие о прошлых судьбах человечества грустные думы; здесь, в виду этого грозного, дикого и заветного порога, часто сиживали и часто любовались с высокого мыса на мчавшиеся по скатам скал и на кипящие волны реки истинные ценители красот природы, мечтатели в душе, поэты в речах, художники в песнях, запорожские козаки, всегда жившие с природой душа в душу, лицом к лицу
От порогов отличаются в Днепре заборы. Заборы — те же гряды диких гранитных скал, разбросанных по руслу Днепра, как и гряды порогов, но только не пересекающие реку сплошь от одного берега до другого, а занимающие часть ее, по преимуществу с правого берега реки, и таким образом оставляющие с другого берега свободный для судов проход. Всех забор считалось в Днепре в пределах запорожских Козаков 91, но из них больших, искони известных забор, было шесть — Волошинова, Стрельчья, Тягинская, Воронова, Кривая и Таволжанская.
От забор отличаются камни, одиноко торчащие то там, то сям среди реки или у берегов ее; из множества камней, разбросанных по Днепру, самых известных было семь — Богатыри, Монастырько, Корабель, Гроза, Цапрыга, Гаджола и Разбойники.
Между порогами и заборами, далеко выше и далеко ниже их, на всем Днепре в границах земли запорожских Козаков, считались 265 больших и малых островов, из коих самых известных было 24 — Великий, Романов, Монастырский, Становой, Козлов, Ткачев, Дубовый, Таволжанский, Перун, Кухарев, Лантуховский, Гавин, Хортица, Томаковка, Стукалов, Скарбный, Скалозуб, Коженин, Каир-Козмак, Тавань, Бургун, Тягинка, Дедов и Сомов.
Почти все береговое пространство Днепра одето было роскошными и едва проходимыми плавнями, доставлявшими запорожским козакам и лес, и сено, и множество дичи и зверей. Плавни эти представляли собой, как и теперь представляют, низменность, покрытую травяною и древесною растительностью, изрезанную в разных направлениях речками, ветками, ериками, заливами, лиманами, заточинами, покрытую множеством больших и малых озер. Из всех плавен в особенности знаменита была плавня Великий Луг, начинавшаяся против острова Хортицы, и кончавшаяся, на протяжении около 100 верст, против урочища Палиивщины, выше Мики-тина Рога. Для запорожца, не знавшего в среде суровых товарищей своих “ні неньки рідненької, ні сестри жалібненької, ні дружини вірненької”, всю родню составляли Сечь да Великий Луг: “Січ — мати, а Великий Луг — батько, от там треба й умирати”; запорожец в Великом Лугу чувствовал себя что в необозримом море: тут он недоступен был “ні татарину-бусурма-нину, ні ляху поганому”.
В конце своего течения Днепр имел едва исчислимое множество островов, покрытых такою густой травой, таким непролазным камышом и такими высокими деревьями, что неопытные моряки издали принимали огромные деревья реки за мачты кораблей, плавающих по днепровским водам, а всю массу островов за один сплошной, огромной величины остров».