Общежитие — это был могучий клан, готовый за себя постоять, он подразделялся на малые кланы, комнаты. Внутриклановая дружба, естественно, была крепче. Выручали друг друга конспектами, учебниками, деньгами, галстуками, рубашками, запонками, пиджаками (когда надо было, скажем, произвести впечатление на девушку), делились посылками из дому. Моя мать, при всей своей бедности, умудрялась иногда передавать мне посылки — сало, домашнюю колбасу. Были и такие, кому посылок было ждать неоткуда и не от кого, их всегда угощали. Я тут не сообщаю ничего нового или необычного. Почти все, кто пожил в общежитиях, вынесли об этой поре схожие воспоминания, хотя, конечно, каждый может припомнить и две-три неприятные истории. Общежития учили терпимости: не всякий сосед легко переносим, но приходилось учиться его переносить. Плохо, когда непьющий хлопец попадал в пьющую комнату, таких нередко втягивали.
Видимо, у меня на лице была написана такая деревенская простота, что это вызывало желание у ребят более тертых и бывалых меня слегка опекать. Моим самым добрым другом долго был Женя Ка-пинус, старше меня минимум на четыре года и уже отслуживший в армии (он сейчас живет в Запорожье). Женя служил в Германии и хорошо знал немецкий язык. Между нами он считался почти старым. От остальных он отличался тем, что был всегда при деньгах. Видя, что я недоедаю, он меня ненавязчиво подкармливал. Но в нем было что-то вроде комплекса старшего брата, потому что, как мне казалось, иногда он опекал меня немного чересчур. А в общем, повторяю, меня до взрослых лет всегда кто-нибудь опекал, но это было всегда тактично и по-доброму. И вполне кстати — ведь поначалу мне были незнакомы многие городские тонкости. И когда я начал работать в КБ, надо мной как бы шефствовали, этак по-отечески (будучи всего на десять лет старше), начальник группы Иваняков и инженер Ли-зогубов. Оба были из тех, кого я называю коммунистами-праведниками, особенно Лизогубов. Он и с точки зрения дела был исключительно праведным человеком. Рано умер, к сожалению. Надо сказать, что я, потомственный бедняк, все равно умудрялся оставаться порядочным шалопаем, не умел равномерно распределять деньги, и половину месяца жил, а другую выживал. О том, чтобы купить себе что-нибудь, и речи не было. Лизогубов заметил это и стал у меня забирать с каждой зарплаты то ли 5 рублей, то ли 10 (это уже после деноминации), теперь не помню. Через какое-то время вручает мне часы, еще через какое-то — магнитофон. Сам бы я не скопил. Магнитофон был очень кстати: тогда как раз впервые зазвучали песни Окуджавы.
Но я забежал вперед, вернусь к студенческим годам. Несколько человек из общежития, и я в том числе, ходили вечерами разгружать вагоны — классический приработок студентов. В летние месяцы я стал ездить на целину, на уборку урожая, возвращался к началу учебного года. У меня где-то до сих пор лежит медаль «За освоение целинных и залежных земель» и зеленая книжечка-удостоверение к ней. Там можно было подзаработать прилично. Первый свой костюм я купил на целине, кажется, в 1957 году. Из-за целины выбираться в Чайкино у меня получалось в основном на зимние каникулы. Добирался я зайцем, на каких-то «шестьсот-веселых» поездах. Ехал на немыслимой третьей полке (или четвертой? — забыт уже, которая последняя, под потолком). Ехал, собственно, внизу, погруженный в народную стихию, но когда раздавался крик «Ревизоры!», в полсекунды взлетал наверх и там старался съежиться и стать незаметным. Ревизоры тоже были не звери, делали вид, что ничего не замечают.
Тут я должен напомнить про еще один плюс былой советской жизни. В СССР не было стыдно быть бедным. Большинство людей, конечно, стремились к достатку, мыслимый потолок которого был довольно низок, но некоторые втайне были только рады отсутствию законных способов обогащения. Это было их алиби, их отговорка. Само устройство жизни как бы избавляло их от необходимости делать какие-то усилия. Исключая 5–6 % населения, бедность была столь универсальной и равномерной, что и не воспринималась как бедность. Скорее как норма. Студент, добирающийся куда-то зайцем, вызывал полное сочувствие у всех, включая тех, кто должен был это пресекать. Такое общество ущербно с точки зрения своих перспектив, но в нем, по-моему, меньше зависти. Хотя, как известно, зависть — один из двигателей прогресса, как лень и страх. Вот и пойми, что лучше.
Чтобы чувствовать себя увереннее, я уже на первом курсе освоил две замечательные городские безделки — аккомпанемент на гитаре и преферанс. Преферанс очень хорошо упражняет память, вырабатывает стратегическое мышление, способность к комбинаторике, к сложным многоходовкам, обучает разумному риску. Играли на очень маленькие деньги, но мне проигрывать все равно было нельзя. Поневоле я научился играть так, чтобы не проигрывать. Кстати, многие городские ребята, сколько ни старались, так толком и не освоили эту игру. Любовь к преферансу осталась у меня на всю жизнь, особенно мизер половить. Мне самому интересно, не забыл ли я это искусство после нескольких лет без практики…