Насколько я знаю, в России так называемое фрикативное «г» украинского образца — любимая мишень телевизионных шутников, но отнюдь не преграда к высшим государственным должностям. Так говорили Брежнев и Горбачев. Что же до Ленина, он, как известно, картавил. Про сталинский акцент и говорить нечего — но в список сталинских грехов его акцент никто не включает. Горький сильно «окал», что не помешало ему прослыть великим русским писателем. Пусть и в Украине воцарится более снисходительное отношение к выговору политиков. Например, вместо того чтобы потешаться над чьим-то русским акцентом (а с высоких трибун он сейчас слышится часто), давайте порадуемся тому, что человек уже не первой молодости сумел перейти на украинский язык, что он старается.
Закончу с темой наших выездов на сельхозработы. На прополку и уборку посылали не только студентов. Что совсем уж поразительно, посылали и так называемых молодых специалистов. То есть государство вложило в тебя немалые деньги и теперь должно было бы стремиться получать отдачу, а вместо этого посылает копать картошку. Тебя, молодого специалиста, который, во-первых, пребывает в талантливом возрасте, а во-вторых, должен срочно закреплять усвоенное в вузе, доучиваясь у опытных коллег! Много ли стране радости в том, что ты в день накопаешь на несколько рублей картошки (она ведь стоила пятак килограмм)? Такую расточительность, такое экономическое безумие не позволяло себе, кажется, ни одно государство до СССР.
Но мы-то сами, по молодости, не были особенно против, потому что каждый вспоминал, как весело было в прошлом году, и надеялся, что и в этом будет не хуже. Не рвались, конечно, но и драму из этого не делали. Не помню, чтобы кого-то так уж сильно страшил физический труд. Правда, некоторым было непереносимо вставать на прополку в пять утра, особенно после танцев по вечерам. Я уже упоминал, что в студенческие годы на сельхозработах завязывались первые романы. Ну, а у начинающих инженеров дело уверенно шло к бракам.
Что называется, дело молодое. На свежем воздухе как-то больше поводов похохотать, а это тоже немаловажно. Кстати, раньше других, по моим наблюдениям, расхватывают именно хохотушек. Как видно, смешливый, веселый, легкий характер важнее внешности. Или это только в Украине так?
Не миновал своей судьбы и я. В июне 1961-го меня сделали комсоргом «отряда» молодых специалистов, посланных чуть ли не на целый месяц на прополку — в СССР самые мирные вещи милитаризовали почти подсознательно, отсюда отряды, дружины, штабы. Я должен был следить за трудовой дисциплиной, за тем, чтобы нужды людей полностью удовлетворялись, я должен был организовать их досуг. В КБ «Южное» было много молодежи со средним техническим образованием, принятой на работу после техникума; под моим началом оказались, в основном, такие.
В первые дни непривычные к работе девчонки чуть не плакали от усталости, которую вечером как рукой снимало. Хотя я гонял всех на совесть — ведь нам был установлен план, и его следовало выполнить, — ко мне не относились как к надзирателю. Я привез магнитофон (только что купленный, благодаря Иванякову), гитару и вечерами становился душой общества. Одной маменькиной дочке по имени Люда работа давалась особенно трудно. Если бы я действовал по пословице: «Не ищи жену в хороводе, ищи в огороде», мне следовало бы обойти ее стороной. Но, смотрю, никак не справляется дивчина с заданием, обгорела вся, а еще ей полоть и полоть. В нашем Чайкине я таких чудачек не видел, даже любопытно стало. Помог ей дополоть грядку. Она оказалась родом из Воткинска на Каме, родины Чайковского, даже музыкальная школа, где она училась, была прямо в Доме-музее Чайковского. Когда Люда окончила 8 классов, ее семья переехала в Днепропетровск. Здесь она окончила механический техникум и теперь работала в КБ «Южное». 19 июня у Люды был день рождения, и я преподнес ей охапку красных роз — ради такого случая разорил клумбу перед правлением колхоза. Через год мы поженились, и вот уже почти сорок лет мы с моей русской женой неразлучны.
Год между нашим знакомством и свадьбой дался мне непросто. Мы ссорились, мирились, опять ссорились и опять мирились. Людмила, как на грех, оказалась заядлой театралкой, но у меня, я уже говорил об этом, не было приличного костюма повести девушку в театр, так что вместо театров я устраивал «походы по родному краю». Я долго не мог придумать, как сделать Люде предложение, и однажды представил ее кому-то: «Знакомьтесь: Людмила, моя невеста». Люда страшно изумилась, но от меня не ускользнуло, что ее изумление было радостным.