Украина граничила также с бывшей Областью войска Донского, где перед революцией проживало свыше 700 тысяч украинцев. В отличие от курского и воронежского случаев, здесь еще в 1920 году был произведен достаточно заметный перекрой границ в пользу УССР. Правда, сделано это было по причинам, которые удивили бы академическую науку. Москва была в тот момент обеспокоена слабостью «классовой базы» украинских большевиков и постаралась сделать так, чтобы в состав Украины вошло как можно больше пролетарских районов, как украинских по составу населения, так и не совсем. Расширить ряды своих единомышленников в Украине Москва считала в тот момент важнее любых других задач. Впрочем, уже через несколько лет Украина вернула России не только Шахтинско-Донецкий округ с почти сплошь русским населением, но и Таганрогский округ (в городе Таганроге преобладали русские, но по округу в целом украинцы составляли 71,4 % населения!).
Что же касается населенных украинцами частей Курщины и Во-ронежчины, тут дело выглядело совершенно бесспорным и никаких привходящих классовых резонов в нем не просматривалось. Что же помешало целиком передать их Украине? Теперь мы знаем, что: три больших буквы — КМА, да-да, именно она, Курская магнитная аномалия. Лишь в 90-е годы увидели дневной свет документы, объяснившие дело.[130] Кое-какие изменения границ в пользу Украины все же были сделаны. Если до этих изменений Россия (Курская губерния) начиналась на десятой версте железной дороги к востоку от Конотопа, то теперь до нее надо было ехать по той же железной дороге 90 километров. К Украине отошли Путивль и Мирополье, граница была спрямлена в нашу пользу в районе известной станции Хутор Михайловский и еще в ряде мест (где на волость, где на пол-волости). Но все это никак нельзя было назвать полномасштабным этническим размежеванием Украины и России. Если бы рекомендации Грушевского и Багалея были выполнены, в Украине стало бы примерно на миллион украинцев больше. Нам совсем не помешали бы эти люди. Миллион — это совсем немало, если учесть, что по переписи 1926 года в республике жило 29 миллионов человек, из которых украинцы составляли 23 миллиона.
Когда сегодня знакомишься с итогами только что упомянутой переписи населения 1926 года, видишь, что в Северо-Кавказском крае РСФСР в то время вполне могли быть образованы один, а то и два украинских эксклава (то есть частей государства, расположенных отдельно от ее главной территории; аналог — Калиниградская область РФ). Северо-Кавказский край простирался в то время от Воронежской области до Дагестана, он состоял из 15 округов и 6 автономных национальных образований.[131]
Могла ли Украина обрести в послереволюционные годы более адекватные границы? Ведь сразу после гражданской войны большевики еще были готовы на смелые, принципиальные и даже прорывные (то есть истинно революционные) решения. Они признавали, что губернское деление до 1917 года не соответствовало этническому, попирало интересы освобожденных народов, видели необходимость перемен.
В свое время я ознакомился с историей вопроса. Оказалось, что Украину с самого начала прямо предупреждали, чтобы она не принимала свою суверенность слишком всерьез. На III съезде Коммунистической партии Украины в начале марта 1919 года гость из Москвы Яков Свердлов сказал: «Здесь нужно с полной определенностью подчеркнуть, что то, что сегодня в силу международных обстоятельств мы выделим в отдельную республику, — Украину, быть может, завтра, с изменением международной обстановки, снова войдет в качестве равноправной части в общероссийскую республику». Фраза корявая и рассогласованная, но смысл ее сомнений не вызывает.
130
Секретарь ЦИК (Центрального исполнительного комитета) СССР Авель Енукидзе втолковывал непонятливым украинцам: «Мы, как республики единого Союза, не можем базироваться только на национальном признаке. В общих интересах Союза огромное, даже первенствующее значение имеет экономический фактор, так что из-за чисто национального признака, часто сомнительного, неясного, мы не можем экономически ослабить важнейший район, который имеет значение для всего Союза… Украина, как мощная сама по себе республика и мощная нация, совершенно не нуждается в том, чтобы непременно выдергивать украинское население из великорусских областей и экономически ослабить этим и РСФСР и УССР». Что же такого «важнейшего» было в этих сугубо аграрных краях? Кто-то полагал, что Россия не хотела лишиться большей части своей сахарной промышленности (хотя в едином Союзе — что за разница, у кого эта промышленность?). Оказывается, Курская губерния уже тогда увидела многообещающую перспективу развития горного дела «в силу залегания в ней области магнитной аномалии и месторождения белого писчего мела… Граница залегания этих полезных ископаемых совпадает примерно с существующей ныне южной административной границей… Отчленение южных уездов Курской губернии нарушит целостность этого района, отделивши малоизвестные залежи от их естественного продолжения в Воронежскую губернию».
Дело было, конечно, не в писчем меле, а в Курской магнитной аномалии.
131
Про тогдашнюю «Украину на Кубани» (Кубанский округ примерно с 900 тысячами украинцев) знают все, но мало кому известно, что, скажем, в Донском округе (центр — Ростов-на-Дону) украинцев и русских было в то время практически поровну (соответственно 44 и 46 % при населении 1 миллион 133 тысячи жителей); в Донецком округе (Миллерово) украинцев было 55 %, русских 42 %, всего жителей 375 тысяч человек; в Сальском округе — соответственно 44 и 52 % на 472 тысячи человек. Острова украинского заселения тянулись на восток к Самаре, Саратову, Астрахани.