Кто бы мог подумать в гетманские времена, что греко-католическая церковь, которую так ненавидели казаки, будет когда-нибудь считать себя самой, так сказать, казацкой — украинской из украинских, и что некоторые ее иерархи даже поставят грандиозную, хотя, наверное, фантастическую цель: создание украинской христианской церкви, которая будет не православной и не католической, а как бы преемницей той церкви, которая существовала до раскола единой христианской церкви на православную и католическую в 1054 году! Тарас Бульба, правда, вряд ли приветствовал бы такое дело, ведь оно означало бы, что он должен отказаться от православия: католичество, сказал бы, нам без интереса, мы не католики, а от православия отказываться не желаем. Но то, что греко-католическая церковь оказалась истовой хранительницей и проводником украинства, церковью-мученицей за украинство, это поразило бы казаков в самое сердце.
Людей из московского патриархата, которые до сих пор говорят о бесчинствах западных украинцев, о разгроме православия в Западной Украине, о захватах храмов и о других происках и проявлениях украинского национализма (некоторые по старинке даже употребляют словосочетание «буржуазный национализм»), можно понять. Бывшие униатские православные приходы Западной Украины ведь представляли собою пятую часть всех приходов Русской православной церкви в Украине, из Западной Украины вышло огромное количество православных священников, их можно еще и сейчас встретить и в Москве, и в Сибири, и на Дальнем Востоке. Массовое возвращение западных украинцев в униатство было тяжелым ударом по русскому (московскому) православию, очень тяжелым, но я бы сказал, что это был удар судьбы, а не какой-то злой силы.
О судьбе думается еще и потому, что одновременно был нанесен другой удар. Вдруг расширилась, набрала известную силу, стала серьезным явлением украинской жизни крошечная зарубежная Украинская автокефальная православная церковь. В Галичине ей «ни с того, ни с сего», как говорят ее недруги, досталось 600 бывших «московских» приходов. До последних лет перестройки о ней мало кто слышал даже из верующих галичан, а она оказалась самой что ни на есть родной сестрой униатской церкви: та же глубокая преданность украинству, украинской независимости. На какой еще почве можно сойтись предельно близко, как не на этой, во времена становлення государственной независимости!
Этому породнению, этой вспышке или просто обнаружению родственных чувств предшествовали трагические обстоятельства упразднения унии в 1946 году.
С униатской церковью в Западной Украине покончили, как обычно при советской власти: постарались по возможности соблюсти видимость законной процедуры. Был устроен Собор для отмены Брестской (Берестейской) унии 1596 года. Мероприятие курировали офицеры госбезопасности. Кто-то из них, быть может, даже искренне считал, что делается доброе дело, что так оно будет воспринято если не всеми, то многими верующими. Ведь в свое время уния была действительно навязана православным этого края. У священников был выбор: или погибнуть, или подчиниться папе римскому, тем более, что им все-таки обещали уважать их богослужебные традиции и привычки. Они не захотели безнадежной борьбы и почти верной гибели…
Может быть, памятью об этом унижении руководствовались и некоторые из тех униатских священников, которые вошли в группу Гавриила Костельника, взявшего на себя роль инициатора Собора 1946 года. Как предполагают знатоки вопроса, было и это, но также кое-что более интересное. Тайной целью Костельника и его единомышленников, как говорят, было увести униатов в православие, чтобы потом, при первом же случае, оторвать их от Москвы. Они шли «в Москву», чтобы в ней отсидеться и уйти, как только улучшится погода. Они, согласно этой версии, не видели другого пути сохранить христианство в Западной Украине, сохранить христианский дух, явно более сильный, чем в Восточной Украине. Они знали цену христианству своих прихожан, знали стойкость их христианского духа. Им важно было, чтобы сохранился этот дух — пусть и под присмотром Москвы. Эта тайная цель открылась, как полагают, в 1989 году, когда униатская церковь вышла из подполья.