Я как-то сказал, что мы достигли больших успехов в «склеивании» западной и восточной частей Украины. Я имел в виду совершенно очевидный процесс преодоления противоречий между частями нашей страны, рост связей и понимания между ними. Мое утверждение подверглось критике. Авторы, склонные видеть лишь межконфессиональные конфликты и ничего больше, говорили: какое понимание, какое «склеивание»? Хотя я не сомневаюсь в своей правоте, для полноты картины отчасти соглашусь и с критикой. И добавлю: дело осложнили как раз политики. Люди атеистического воспитания, они увидели в противостоянии церквей исключительно политическую борьбу внецерковных сил, маскирующихся под церковные, стали участвовать в этих делах, наживать политический капитал. Но в целом, особенно сегодня, церковно-религиозная борьба в Украине — это действительно церковно-религиозная борьба, это не политика под личиной религии. Государству это создает известные неудобства, иной раз мне, может быть, и хотелось бы, чтобы в этих делах присутствовало чуть больше выгодной стране светской политики, но чего нет, того нет, и это в конечном счете хорошо, это и есть демократия.
Я, кстати, замечаю, встречаясь с государственными деятелями России, что не всем из них это легко понять, чувствуется скептицизм. Это естественно, мы ведь столько жили при порядках, когда церковное дело было частью «общепартийного дела», и не так легко осознать, что может быть иначе. С этой трудностью, я чувствую, как-то связана та ошибка многих православных иерархов в Украине, которую специалисты по церковным вопросам называют главной: осторожные или упрямые батюшки «запоздали» с признанием украинской независимости, не поддержав ее с самого первого дня. Конечно, им это было нелегко сделать. Они ведь дети церкви, для которой государство — русское, российское государство — всегда было высшей ценностью (одни считают, что за это ей положена вечная благодарность, другие скорбят по этому поводу, но сейчас разговор о другом), они принимали как должное, что церковное дело в России является частью общегосударственного дела. А тут повернулось так, что их церковное дело должно было стать, как они на свой лад поняли, частью общегосударственного дела в другой стране, в Украине! Ошибка понятная, но с украинской государственной точки зрения непростительная. Нехорошо, когда некоторые иерархи крупнейшей (и уже только поэтому глубоко мною уважаемой) церкви в Украине не скры-вают своего огорчения в связи с самим существованием этого государства.
В августе 2000 года Архиерейский собор Русской православной церкви рассматривал вопрос о предоставлении автономии Украинской православной церкви Московского патриархата, чтобы она стала автокефальной канонической, в отличие от «галичанской» — автокефальной, но неканонической, хоть к ней и благосклонен Константинополь. Это не было сделано. Церковная Москва продолжает надеяться на объединение всех украинских православных церквей в лоне единой церкви, каковой считается как раз та, об автономии которой я хлопотал. В свою очередь, сторонникам Киевского патриархата желательно, конечно, чтобы именно их церковь, с помощью государства, стала морем, в которое влились бы все православные реки Украины. Но ведь и каждая из этих рек хотела бы играть роль моря. Так что скорее всего им всем суждено слиться в новое море, образовать море, а не влиться в одну из рек, предварительно договорившись считать ее морем. Хотя процесс слияния будет трудным.
Уверен, зная моих читателей, что для многих из них будет новостью, если я скажу, что только с одной из наших православных церквей, с «московской», имеет дело Ватикан. Он ставит на одну доску «церковь Филарета» и «галичанскую» — то есть не признает обоих, а имеет дело с одной «московской», только с нею разрешает поддерживать отношения греко-католикам, подчиняющимся, напомню, Риму, поскольку пока только она, мол, является канонической. Уважение, которое тем самым демонстрирует католицизм к русскому православию, стремление всячески избегать трений, соперничества, уклоняться от всего, что могло бы вызвать нарекания и подозрения Москвы, показательны, я это лучше понял во время визита в Украину папы Иоанна Павла Второго.