Одна из самых главных и самых досадных наших асимметрий: Украина и Россия по-разному воспринимают друг друга. В Украине традиционно слышат все, что имеет сказать Россия — так уж устроено наше информационное пространство. Украине же достаточно трудно докричаться до российского общественного мнения.
Иностранец, прочтя приведенные перечни, пожалуй, решит: исключительное несходство, тотальное несовпадение, ничего общего. Как бы не так! На фоне всех этих несовпадений — почти полное социальное, экономическое, демографическое, образовательное и культурное подобие, целый ряд совпадающих болячек: убыль населения, «новые бедные», анахроничная промышленная структура с преобладанием базовых отраслей, старение основных фондов, острый дефицит инвестиций и так далее — как говорится, «см. выше». И Украина, и Россия в равной степени стоят перед необходимостью решать сто проблем одновременно, ибо ни одна из этих проблем не терпит отлагательства, ни одну нельзя засунуть на дальнюю полку, чтобы она там подождала, пока решаются другие. И Украину, и Россию запугивают их проблемами, но и там, и там «глаза боятся, а руки делают». И сделали уже очень много.
Всего за десять лет обе наши страны стали в значительной степени другими, и продолжают находиться в процессе становления. Я бы назвал это державотворчеством. Стартовые позиции у нас были неравны: устоявшаяся государственность в Москве и наследие 70 лет «полугосударственности» в Киеве. Правда, это открывало перед нами и больше возможностей — по крайней мере, так казалось поначалу. Мол, создавая новое, нам не потребуется так уж много ломать. Но жизнь не всегда подтверждает правдоподобные теории.
XX век дал человечеству огромный опыт возродившихся и вновь созданных государств, и почти для каждого из них решающим с точки зрения державотворчества был первый год, иногда первые два-три года. Созданное в это время редко затем подвергалось кардинальным переделкам. Новая Украина, прямо скажем, не в должной мере воспользовалась этим решающим периодом. До конца 1991 года для нас не была закрыта возможность подтвердить конституцию Украинской народной республики от 29 апреля 1918 года. Пусть эта конституция была не слишком приспособлена к реалиям 1991 года, пусть ее сразу же пришлось бы исправлять и дополнять, однако такой акт обеспечил бы нам совершенно уникальную преемственность от выдающихся украинских государственников начала XX века, нас никто бы не обвинял, справедливо или нет, в том, что мы копируем Россию.
Но мы не пошли по пути преемственности, и чем дальше, тем эта возможность становилась призрачнее, пока не исчезла совсем. Да, мы создали новое, но не принципиально новое государство. Очень многое следовало бы оставить в советском времени, однако у нас не хватило решимости и политической воли сделать это. Говорю «мы» и «у нас», потому что сам был в это время депутатом Верховной Рады, одним из четырехсот пятидесяти. Впрочем, наше державотворчество не остановилось на месте, и лучший тому пример — Конституция Украины, принятая 28 июня 1996 года.
Нам еще многое предстоит сделать. Нашим законодателям необходимо помнить о том, что в силу несходства Украины и России державотворчество в наших странах, хочешь не хочешь, должно ощутимо различаться. Теоретически это вроде бы всем понятно, но на практике мы нередко сталкиваемся с проблемой контрпродуктивного для нас копирования России, то неосознанного, то сознательного. Копируя, мы будем обрекать себя на вторичность, чтобы не сказать на второсортность.
Любят спрашивать: «Идем ли мы в Европу вместе с Россией или нет?». Из-за размытости вопроса на него можно ответить и «да», и «нет». Вне конкретики этот ответ, как и вопрос, ничего не стоит. Политики обычно с чистой совестью отвечают положительно, потому что в этом случае можно ограничиться односложным «да». Ответив «нет», политик должен будет долго объяснять, что мы идем в одном направлении, но слово «вместе» может быть неверно истолковано и злонамеренно использовано некоторыми «силами», и так далее, и так далее.
Что значит «идем в Европу вместе»? Это не лозунг и не заклинание, это констатация факта в самом его общем виде. Того факта, что и Украина, и Россия ясно обозначили совпадающий европейский выбор. Для Украины он полностью органичен, это ее цивилизационный выбор, сделанный в глубокой древности и, как говорится, никогда никем не отмененный. Мотивы России не столь очевидны, поскольку ей куда менее присуще чувство принадлежности к Европе. Русские мыслители достаточно ревниво относятся к этому вопросу, многие из них склонны видеть в своей родине отдельную цивилизацию, любят говорить о «евразийстве», «третьем пути», самобытности. Они постоянно напоминают, что Россия — это такая величина, которая не может быть (и не нуждается в том, чтобы быть) частью чего бы то ни было.[134] Тем ценнее этот громко заявленный выбор, и то, что российское общество, пусть и не со стопроцентным единодушием, но принимает его. А значит, хотя бы на уровне декларации о намерениях, мы движемся в одном направлении. Так что, если мне будет задан такой вопрос, я скорее всего отвечу «да» и сделаю это с чистой совестью.
134
Каждая страна свободна в своем самоотождествлении. В девятнадцатом веке шли споры, относить ли себя к западной цивилизации, как это сегодня странно ни звучит, даже среди испанцев и немцев.